Сегодня я расскажу вам о своеобразных «натюрмортах«, сформированных в необычных объемных формах. Открытия в области наук – математики, географии, биологии, физики и в том числе оптики – не могли не повлиять на искусство живописи, как в сюжетном направлении (появление ботанических зарисовок, натюрмортов, изображающих редкости), так и в использовании новаций для создания изображений. В голландском искусстве XVII века встречаются интересные объемные построения как Peepshow — уникальные эксперименты с оптическим воспроизведением трехмерного пространства.
Самюэль ван Хоогстратен. Вид интерьера голландского дома. 1655-60. Дерево, масло, 1655-60 г., 58 x 88 x 60,5 см. Национальная галерея, Лондон.
Peepshow — это прямоугольная деревянная коробка, в которой отсутствовала одна стенка, внутрь нее помещались части картины – виды интерьера, пейзажи. В стенах описываемого ящика было просверлено отверстие, через которое рассматривали картинку. Эффект заключался в том, что если зритель смотрел в отверстие – то видел трехмерное изображение, если через отсутствующую стенку – то изображение не формировалось. Самым знаменитым автором-создателем рeepshow был Самюэль ван Хоогстратен, голландский живописец, гравер и литератор. В основу таких оптических устройств был положен принцип анаморфоза. Анаморфоз — оптическое явление, вследствие которого происходит искажение изображения; например, отношение высота-длина не совпадает с видимой реальностью. Это деформированное изображение, вытянутое в высоту, в длину или в глубину, составляет нечто вроде оптического ребуса, разгадать который можно, если смотреть с определенной точки зрения, корректирующей изображение, или с помощью цилиндрического или конического зеркала, которое размещено перпендикулярно изображению.
Подобные оптические устройства позволяли художникам создавать объемные изображения, выходя за рамки возможностей живописи.
А вот пример натюрморта и интерьера, созданного не оптически, а совершенно реально, из таких же материалов, что и настоящие предметы, только уменьшенные в несколько раз. Речь идет о кукольных домиках , которые были популярны в богатых семьях Европы. Самыми элегантными считаются голландские кукольные дома. Изящные кукольные интерьеры создавались в особых шкафах — «кабинетах» или «домах-полках». Кроме домов для кукол, в Голландии делались макеты разнообразных мастерских, школ, наполненных множеством соответствующих предметов. И, конечно, создавались целые игрушечные лавки-магазины для детских игр: на крошечных игрушечных «макетах» дети обучались делать покупки, готовясь к этой важной стороне взрослой жизни.
Кукольный домик. Petronella Oortman, XVII век. Рексмузеум, Амстердам.
Удивительно, как в то далекое время любили предметный мир — его запечатлевали на холсте, делали макеты, экспериментировали с оптикой… Люди играли в созданную ими самими вселенную, любуясь и смакуя ее порядок и форму. Очарованные предметным миром, они складывали пазлы своих интерьеров и находили в этом гармонию жизни. Кто знает, может, и нам следует у них поучиться…
Продолжаю тему музеев. Недавно посмотрела замечательную экспозицию, представленную в городском музее Хельсинки. Музей небольшой, расположен на двух этажах, отражает историю города в предметах, инсталляциях, фотографиях от древних времен до XX века, включая экспозицию с телефонами Nokia и модной домашней техникой. Наиболее интересный предметный ряд был представлен в витринах, посвященных XVI-XVIII векам и концу XIX, особенно северному стилю модерн, короче говоря, югенстиль, во всех его проявлениях: от архитектуры до упаковок для конфет.
Вот несколько фотографий витрин, где воссоздана повседневная жизнь середины XVII века, этот натюрморт напоминает быт и других европейских стран. Например, голландские трубки, помните, мы о них уже как-то говорили вот здесь.
Жилище финских крестьян состояло из двух комнат: в одной жили, другая была предназначена для особенно торжественных случаев: фестивалей урожая или религиозных праздников. Центральное место в жилой комнате занимала печь, вдоль стен были лавки, позже появились буфеты. Распорядок жизни был созвучен с временами года: летом много работы за пределами дома, а зимой — внутри. Вообще, как мне показалось, спокойное отношение к жизни, которая вручена в надежные руки Бога, сохранилось у финнов до сих пор.
На фотографии ниже можно увидеть воссозданный интерьер магазина XVIII века. Натюрморт этих витрин весьма разнообразен, ведь тут продавались товары по принципу «все, что нужно»: от лекарств и булочек, до фарфора и тканей.
Вот такие сегодня получились натюрморты из жизни финнов в XVII-XVIII веках. В заключении небольшой экскурсии по этому музею, хочу сказать, что его посещение по карточке Хельсинки (можно приобрести на ж\д вокзале) бесплатно, расположен он в центре города, его осмотр занимает не так уж много времени, а приятное созерцание и общее представление об истории города вы получите в полной мере.
В Румянцевском особняке создано несколько интересных экспозиций: «НЭП. Образ города и человека», «От будней к праздникам. Этюды из 1930-х гг.», «Ленинград в годы Великой Отечественной войны», «Особняк Румянцева. История здания и его владельцев». Так же там можно посетить и временные выставки живописи и графики.
В контексте темы нашего блога о натюрмортах, мне показалось интересным рассказать об экспозиции «НЭП», которая собственно и сформирована как ряд интерьеров и натюрмортов того времени. Мои фотографии получились не очень удачными, потому что инсталляции, воспроизводящие комнаты, были загорожены стеклом и сигнализацией, но все-таки кое-что показать могу.
Коммунальная кухня.
На такой коммунальной кухне обитают до сих пор многие петербуржцы. Только что исчезли примусы, рубель (слева на столе — предмет для катания, разлаживания белья), да посуда обрела модные ИКЕевские формы.
Ресторан.
Смотря на инсталляцию «Ресторан», мне воспоминается описание ресторана «Грибоедов» из романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Эх-хо-хо… Да, было, было!.. Помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки! Дешевка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной! Да джаз, да вежливая услуга!»
Жилая комната.
Кусочек спальни, где на выкрашенном в красную краску полу лежит полосатый половичок, кружевная салфетка на комоде, вазочки и статуэтки того времени, и, конечно, ручная швейная машинка. В фильме А. Роома «Третья мещанская» (1927) отлично показан тот самый коммунальный натюрморт, сосредоточенный в очень стесненных жилищных условиях.
Подлинные предметы быта, мебель, одежда 1920-х годов создают образ времени, передают настроение эпохи. Годы НЭПа пока еще не так далеки от нас, поэтому многие предметы еще можно найти в бабушкиных сундуках. Тема ретро дополнения в интерьерах квартир сейчас очень популярна, потому что несмотря на эргономичный дизайн современной утвари — новой, блестящей, красивой, — нам почему-то хочется иногда ощущать в руках старые и даже ветхие предметы будто из другой вселенной. Я всем рекомендую посетить эту выставку, вы сможете погрузиться в эпоху геров «Двенадцать стульев», услышать музыку того времени, что-то лучше понять и почувствовать из нашей российской истории, а, возможно, и из своей жизни.
Зеркало — такой простой предмет современного быта, но, как оказалось, не всегда он был так безобиден, и поможет нам в этом убедиться картины Босха. Этот художник не писал натюрмортов, но предметный мир у него изображен подробно и тщательно. Итак, зеркало.
«Ввиду того, что среди вещей, признанных ею принадлежащими ей, было найдено несколько предметов, крайне подозрительных с точки зрения того, что они могли быть ею использованы для наведения порчи и сглаза, а именно: две засушенные пуповины новорожденных младенцев; простыни и предметы дамского туалета, испачканные менструальной кровью; ладан, зеркало, небольшой нож, завернутый в кусок полотна, а также листы бумаги, испещренными словами заклинаний» — так начинался обвинительный приговор одной французской дамы, схваченной в 1321 году по обвинению в ереси, измене мужу и колдовству. Само наличие зеркала — уже являлось частью обвинения! Кстати, мадам была приговорена к «стенам», то есть пожизненному заключению в тюрьме.
К XVI веку, то есть к моменту написания этих картин, статус зеркала все-таки был оправдан его важной утилитарной функцией. Самыми дорогими и качественными считались венецианские зеркала. Стеклодувы Лотарингии пытались создавать для рынка «весьма сходные» с венецианскими, но более дешевые зеркала. И наконец, самыми заурядными и непримечательными были стальные или бронзовые зеркальца.
Но все-таки… В то время существовала шутливая присказка: «О, женщина, румянящая лицо и не помышляющая о хозяйстве! Когда берешь ты в руку хрустальное зеркало, бойся обмануться». Блюстители нравов видели прямую зависимость между прихорашиванием у зеркала и ее нравственным падением. Что мы и видим в первом фрагменте из картины «Семь смертных грехов»: дьявол поддерживает зеркало для того, чтобы женщина могла вдоволь покрасоваться. Этот фрагмент олицетворяет Гордыню: дьявол внушает женщине тщеславные мысли, которые приведут ее душу к гибели. Символику зеркала поддерживает натюрморт на полу: сундучок с украшениями. Мотив зеркала, словно реприза в музыкальной форме, в этом фрагменте повляется дважды: приглядитесь, чем занят господин в соседней комнате?
И. Босх. Сад земных наслаждений. Ад. 1500—1510И. Босх. Сад земных наслаждений. Ад, деталь
Тот же дьявольский мотив в трактовке зеркала мы видим в «Аду» — на правой створке триптиха «Сад земных наслаждений». Здесь Босх отражает средневековую мысль о том, что власть отражения материального зеркала — лжива и смертельна (потому и происходит эта сцена в аду, откуда нет спасения), а единственно истинно зеркало Священного Писания.
Удивительно, несмотря на повседневное употребление зеркала в быту, всякое его упоминание примерно до XVII века на территории Европы будет непременно содержать призывы к преодолению материального и распознавания иллюзии — чтобы обрести истинный свет, который изливается настоящим и чистым зерцалом духовности.
P.S. Для заинтересованного читателя рекомендую книгу Сабин Мельшиор-Бонне «История зеркала». М.:НЛО, 2006 г.
Продолжая тему традиций изображения предметного мира, я обратилась к искусству Японии, к утонченным гравюрам этой загадочной страны восходящего солнца.
Наибольшее распространение получила техника ксилографии — гравюры на дереве — эта работа требует точности, терпения и виртуозного мастерства. Подчас художник и мастер, вырезающий и печатающий гравюру, были разными людьми. Но нужно помнить, что гравюры — многотиражный продукт, и в этом их огромное преимущество. Они выполняли коммуникативную функцию, распространяя информацию об особенностях природы, быта, рассказывали о первых красавицах, актерах, воинах. На примерах перечисленных сюжетов сформировались различные жанры, часто не совпадающие с общеизвестными жанрами европейской живописи. Бидзин-га — изображение красавиц (гейш, куртизанок), муся-э (воины), фукэй-га (пейзажи), якуся-э (актеры), сюнга (эротические картины), катё-э (птицы и цветы) и, на мой взгляд, самый загадочный жанр — укиё-э, который посвящен изображению картинам изменчивого мира. Этот жанр стал весьма распространенным в XVII-XVIII веках и особенно стал популярным к XIX веку. Гравюры укиё-э издавались как отдельные альбомные листы, в виде художественных альбомов или книжных иллюстраций. Атмосфера жизнеутверждающего бытия передавалась в созерцательных изображениях сцен повседневной жизни, где были возможны самые разные сюжеты. И хотя здесь мы не можем говорить о самостоятельном жанре натюрморта, но предметный мир в этих работах играет важную роль. Японская гравюра этого направления — это игра линий, ритма, фигуры и фона, красочных пятен и незаполненных цветом участков фона. Это демонстрация модных тканей и фасонов, изменчивых складок, хорошо уложенных причесок. Поэтому рассматривать особенности воспроизведения предметов на этих изображениях кажется нелепым, ненужным, потому что теряется смысл, обаяние и шарм.
Судзуки Харусигэ. Снег в Ёсиваре, 1771г.
На гравюре Судзуки Харусигэ представлена бытовая сцена в покоях куртизанок «веселого дома», несмотря на многочисленные бытовые подробности, название гравюры отсылает нас к пейзажу за окном. Своеобразным эпиграфом служит поэтическая строфа: «Я не заметил, как выпал снег. Трудно будет найти дорогу домой». Мы можем предположить, что снег выпал именно в то время, когда гость, которого теперь уже везут в паланкине (посмотрите за окно!) предавался любовным утехам. Проснувшись, он не прикоснулся к кушаньям, принесенным красавицей. И теперь она, вернувшись в общество подруг, подогревает трапезу в горшочке на жаровне. Позади жаровни расположен столик из красного лака для чашек с сакэ, а на черном подносе уже начинает таять кролик, вылепленный из только что выпавшего снега. Понимая ситуацию, осознавая тонкости бытовых подробностей, наблюдая за жизнью вещей, которая неразрывно связана с действиями героев, начинаешь понимать, что бесконечное движение линий связывает живое и неживое. Гармония силуэтов, лишенных светотеневой моделировки, создает единое пространство и единое время, когда все течет и изменяется, оставаясь прежним. Причем, стабильность и неизменность здесь, на мой взгляд, формируется благодаря традициям изображения и иконографии образов. У всех художников есть свои особенности, свой стиль, но он существует только в пределах неизменной системы координат, только в рамках принятой для того периода эстетики.
Иппицусай Бунтё. Красавица Кагия О-Сэн, сер.18 века.
Если в предыдущей работе предметы создали сюжет, то на гравюре Иппицусай Бунтё предметы функционируют как символы. Изображенная красавица — знаменитая для своего времени О-Сэн, дочь торговца напитками Кагия (это написано на бумажном фонаре). Магазин этот располагался на пути паломничества к синтоистскому святилищу. О-Сэн держит в руках поднос с рисовыми колобками — предназначенными не для еды, а для жертвы. Пилигримы преподносили эти шарики божеству святилища — как символ выздоровления от болезней. Изящная фигура девушки, словно ветка сакуры — излучает нежность и очарование, являя собой еще один символ — приход весны.
Тёбунсай Эйси. Лист «Кисэн Хоси», конец 18 века
На гравюре художника Тёбунсая Эйси изображена женщина-поэт, судя по одежде, она — жена самурая невысокого ранга. Книга на столе — «Повести Гэндзи», лампа, письменные принадлежности, стол, сундучок — все изображено очень подробно и аккуратно. И опять, представленное пространство двумерное, плоскостное, но зритель чувствует время: этот лист только что держали в руках, через несколько секунд женщина подберет нужное слово и ее кисть изобразит чудесный каллиграфически и поэтически-точный иероглиф. Данная серия гравюр рассказывает о женщинах, стремящихся превзойти в словесном искусстве мужчин. На этом листе женщина состязается в мастерстве с поэтом по имени Кисэн Хоси, его стихотворные строчки (на гравюре — справа) гласят: «Мой маленький дом стоит на юге Киото, и тут живет олень. Но столичные жители этого места не любят. Он говорят, что живу на задворках потустороннего мира».
Разговор о предметном мире в японских гравюрах очень интересен и может продолжаться бесконечно. Я лишь поверхностно затронула в этой статье несколько вопросов. Хотелось бы еще рассказать об открытках-суримоно, где подчас встречается сольный натюрморт, и об изображении европейских вещей, завезенных в Японию, но об этом как-нибудь в следующий раз. Торопиться некуда, если верить в то, что «мы живем лишь мгновение… Мы плывем по течению жизни, словно тыква, увлекаемая потоком…» (из повести «Новые времена», 1661 г.).
