На нашем блоге о натюрмортах уже были статьи, посвященные истории сладостей и шоколада. Сегодня я собиралась рассказать вам о хлебе в натюрмортной живописи, но материал захватил меня настолько, что я в нем едва не утонула. История кулинарии — тема широко представленая на просторах интернета. И некоторые статьи меня восхитили и поразили. Так что, сегодня я составлю небольшой обзор сайтов и книг по истории питания, отразившейся в европейской живописи и графике.
Итак, история кухни на примерах европейских книжных миниатюр XIV-XV веков. Предметный мир, представленный в этих жанровых сценках, приоткрывает для нас детали быта тех далеких лет.
Tacuinum Sanitatis, XVe si?cle
А вот здесь статья об английской средневековой кухне, с иллюстрациями-гравюрами и рецептами, по которым можно готовить и угощать друзей.
Здесь вы найдете прекрасный иллюстративный материал — натюрморты, бытовые сцены, посвященные истории хлеба в питании Европы.
FLEGEL, Georg Still-life with Parrot
И, наконец, вот этот чудесный сайт на французском языке, посвященный средневековой кухне Франции. Статьи рассказывают о лекарственных растениях, сельскохозяйственных работах, предлагаются рецепты, и что особенно интересно — богатый иллюстративный ряд из жизни горожан, как вот эта сцена «Продавец специй».
Французский манускрипт. Продавец специй.
И в заключении хотелось бы порекомендовать несколько бумажных книг, посвященных кулинарным вопросам, истории приготовления пищи и традиции вкусов в разных эпохах. Это книга «Голод и изобилие. История питания в Европе», авт. Массимо Монтанари, 2009 и «Кухня и культура: Литературная история гастрономических вкусов от Античности до наших дней», авт. Жан-Франсуа Ревель, 2004.
Этим рассказом я бы хотела начать новый цикл статей, посвященных разным профессиям и ремеслам, натюрмортам и интерьерам, которые сопровождают мастеров, а также традициям их изображений в живописи от средних веков до барокко. Приглашаю вас сегодня в мастерскую ювелира. А как известно, главным ювелиром в Европе средних веков был мастер Элигий.
St. Eligius. 15th century illumination From f. 17 of British Library
Святой Элигий — просветитель Фландрии, архиепископ Лиможа. Родился около 588 г., пришел в Париж как золотых дел мастер (поэтому считается патроном кузнецов и золотых дел мастеров) и вскоре достиг большого влияния при дворе короля Дагоберта. Он помогал церквям, монастырям и бедным. После смерти короля Дагоберта Элигий вступил в духовное звание, а затем принял сан епископа Нойонского. Будучи в этом сане, он оказывал большое влияние на церковные дела франкского государства и проповедовал евангельское учение варварам на бельгийском берегу. Умер 30 ноября 658 или 659 г. в Нойоне.
На этой миниатюре XV века мы видим св. Элигия с молотком и наковальней в условном пространстве, где лишь в общих чертах обозначена мастерская. Почему здесь находится конь — об этом рассказ ниже.
Sandro Botticelli, Miracle of St. Eligius 1490-92 Tempera on panel, 21 x 269 Galleria degli Uffizi, Florence
На картине Боттичелли — детальное изображение пространства, печь, кузнечные инструменты. «Золотая легенда» гласит, что однажды в мастерскую к Элигию ворвался конь, одержимый дьяволом. Святой Элигий отрезал у непокорного коня ногу, подковал копыто и приставил ногу на место — и всё это не пролив ни капли крови, с помощью крестного знамения. Дьявола на картине Боттичелли изображает женщина в зеленом с рогами. Если вдуматься — перед нами страшная сцена.
Jacopo Chimenti (Empoli) 1640 г. The honesty of Saint Eligio
На картине мастера эпохи барокко, Якопо Эмполи, мы видим другой сюжет, связанный с жизнью Элигия. Когда он получил заказ на золотой трон от короля Хлотаря, то из выделенного материала сделал два трона. Этот случай говорит о честности мастера и именно этот сюжет изображен в картине Эмполи. Два трона, на которые указывает заказчик и чуть поодаль, слева — сам Элигий. На стене комнаты художник создает подробный натюрморт с молотками, щипцами и уже готовыми изделиями ювелирного искусства.
Мастерская св. Элигия. Неизвестный мастер 15 век, 11,5 x 18,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Эта гравюра неизвестного мастера представляет особенный интерес, потому что насыщена деталями и тут мы можем найти особенно интересные подробности still life повсюду. Здесь много как обычных предметов быта: корзина, табурет, стол и стулья, горшок с цветком на окне, так и особенных, специальных предметов, имеющих отношение к ремеслу. Ответить на вопрос — почему в этой мастерской столько животных — я не могу, может, вы мне подскажете? Я заинтересовалась, что это такое странное делает подмастерье Элигия — тот, что слева на картине. И вот здесь ответ нашелся, выяснилось, что он вытягивает тонкую проволоку из волочильной доски — как сама техника, так и прибор существуют и сейчас в ювелирном деле.
ВОЛОЧИЛЬНАЯ ДОСКА draw plate
Девушка выбивает штампованный рисунок или тиснение на изделии, мужчина рядом с ней — формирует контуры окружности с помощью циркуля. Перед его рабочей поверхностью лежит еще один раскрытый циркуль — будто дополнительно демонстрируя свою необходимость в ювелирном деле. По границам стола висят кожаные фартуки, в которые собираются мелкие частицы, пыль драгоценного металла. Некоторые современные мастерские до сих используют именно такое оборудование для своих столов. Сам св. Элигий, восседающий в центре изображения, работает с потиром, он формирует стенки чаши на наковальне.
Niklaus Manuel St Eligius in the Workshop, oil on wood, 1484 Kunstmuseum, Bern, from Altar of St. Luke and Eligius.
В картине швейцарского художника эпохи Возрождения Николауса Мануэля — св. Элигий продолжает заниматься формированием потира, в то время как его подмастерья наблюдают за ним, делая подготовительную гравировку на своих деталях. На столе мы видим специальные инструменты, а также маленький дозатор с тонким носиком — видимо, наполненный маслом. На заднем плане мальчик раздувает меха.
И наконец, под занавес предлагаю вам наиболее известную картину на тему мастерской св. Элигия. Есть предположение, что эта сцена жанровая, рассказывающая о предстоящем обручении в мастерской обычного ювелира. Можно почитать подробную статью здесь. А мне бы хотелось добавить несколько комментариев к натюрморту, расположенному на полках. Нас интересуют ветка алого коралла и ваза с жемчугом. В те времена в ювелирных украшениях очень часто использовались эти дары моря. Жемчуг считался просто красивым, а вот коралл ценили не только за эстетические качества. Люди верили, что он способен отгонять злые силы, коралловые украшения были защитными амулетами. И не случайно детские погремушки, которые имели благословляющий характер, делали из серебра и коралла. Вот еще один пример чудесной работы ювелиров XVI века.
Человек эпохи Ренессанса воспринимал мир как мастерскую, как сокровищницу форм и материалов. Сапфир, жемчуг или золото красивы и редки, но еще больше они ценятся, когда приобретают художественную обработку, поэтому сюжет ювелирных мастерских был популярен как символ Природы-матери в союзе с мастерством человека.
Рассказ об этом натюрморте нужно начать с небольшой предыстории, которая произошла в далеком XV веке, в далекой Франции, в жанре далекой от современности книжной иллюминированной миниатюры на пергаменте.
Жан Галоп (Jean Galopes) в середине XV века перевел с французского на латынь произведение под названием «Путешествие души» (Pelerinage de l’ame). Изначально автором этого религиозного текста был Гийом Дигюлевиль (Guillaume de Digulleville), который сочинил «Путешествие» примерно на 100 лет раньше — в середине XIV века. Книга с иллюстрациями переводчика г-на Галопа была подарена герцогу Джону Бедфорду (1389-1435), который был регентом Генриха VI — последнего короля Англии из династии Ланкастеров, носившего во время Столетней войны и после неё титул «король Франции».
"Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, разворот ( London: Lambeth Palace)
Герцог Бедфорд любил книги, в его библиотеке было около 800 иллюминированных манускриптов, и некоторые пергаменты были созданы и иллюстрированы специально по его заказу, и являлись единственными в своем роде. На этом листе (см. ниже) изображена сцена встречи герцога Бедфорда с Жаном Галопом. Герцог внимательно рассматривает подаренный ему манускрипт «Путешествие души» и консультируется с советником. Любопытна деталь интерьера комнаты: изображенные на стене корни и ветви (немного странный элемент росписи, на мой взгляд) были геральдическими мотивами герцога и его первой жены Анны Бургундской.
Jean Galopes, Liber Peregrinationis Animae.
На другом листе изображен автор текста «Путешествие души» Гийом Дигюлевиль. Он спит, а душа его витает в высших сферах, разговаривая с Создателем. На столе Дигюлевиля лежит его недописанная книга — этот натюрморт и привлек наше внимание.
Иллюстрация к книге "Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, 210-270 мм
Несколько книг в различных ракурсах разбросаны на небольшом рабочем столе. Интересно, что все предметы написаны в разных перспективных сокращениях, от этого есть ощущение одновременного приближения-удаления, почти кинематограф. На фоне густого синего полога и красной стены — предметное разноцветье этого still life приятно глазу. Есть впечатление, что пока наш писатель путешествует в своем тонком теле, материальные тела тоже не скучают, продолжая жить, взаимодействовать, повествовать.
"Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, фрагмент
Продолжая серию статей о предметном мире, предлагаю вам сегодня поговорить о пространстве в живописи XX века на основе тезисов статьи Елены Литвих (сборник материалов международной конференции «От Ы До» 2008 г.)
Меня заинтересовали некоторые мысли, сформулированные в этой статье. Здесь подробно не говорится о каких-то жанрах, о натюрмортах или портретах. Речь идет о принципиальных изменениях в трактовке пространства и предмета в живописи авангарда. Автор обращает внимание на тот факт, что в живописи той эпохи «пространство перестает восприниматься как «пустое», как пассивная среда, в которой размещаются предметы, а те, в свою очередь теряют автономность, как бы погружаются в окружающее пространство, растворяются в нем».
Умберто Боччони. Спиральная композиция. 1913 г.
Эта композиция Боччони имеет общее движение, в котором растворились фон и предметный мир, нам видны обрывки форм, привычные бытовому мышлению человека: драпировка, горшки с цветами и т.д. Натюрморт, растворенный в движении и колорите. Здесь пространство взрывает материю, рассекая ее предметы, как подтверждает сам Боччони: «Давайте провозгласим абсолютное и полное уничтожение ограничивающих и сдерживающих статую линий. Давайте расколем, откроем наши фигуры и поместим их окружение у них внутри».
Михаил Матюшин. Цветок человека.
В картинах Матюшина взаимодействие контрастных форм, взаимопроникновение предмета и пространства не приводит к конфликту или взаимному уничтожению. Это результат мировоззрения художника, который воспринимал человека необходимой частью мироздания, который непосредственно переживает ощущения своей сопричастности всем явлениям природы.
В статье Литвих меня также привлекла междисциплинарная интеграция методов анализа художественного произведения. Восприятие живописи авангарда происходит в сравнении с музыкальной формой. Функция музыкальной темы и общего музыкального фона отождествляется с фигурой и фоном — в живописи. Серийный метод, появившийся в музыке Веберна, Берга, Шенберга — создает похожие процессы восприятия «главного и второстепенного», когда фон и мелодическая тема неразделимы, когда музыкальная ткань однородна. Как точно отмечает автор статьи: «Однородность и информативная насыщенность музыкальной ткани Веберна сравнима с взаимодействием и взаимопроникновением форм в произведениях художников Матюшинской школы, а также с идеями Боччони». В связи с этим, нужно добавить, что в музыке, к примеру, Веберна создается совершенно иное восприятие времени. Линейный вектор динамично развивающегося времени (в классической традиции) в музыке авангардной сворачивается в единую структуру, где нет отдельно существующих пространства и времени. Немного звуковых иллюстраций (А. Веберн, пьеса для фортепиано).
Единые культурные процессы, происходившие в искусстве, в частности — музыке и живописи — безусловно, подкрепляются изменением мировоззрения человечества. Распад взаимодействий «деталь и целое», » фон и предмет», которые сложились в эпоху классического искусства, открыли новые возможности выразительности.
Allegory of Music by Dirk de Quade van Ravesteyn, Vienna, Austria, 1600.
Картина-загадка, о которой почти нет никакой информации, привлекла меня необычностью своей композиции и интересной подборкой музыкальных инструментов, разложенных на столе перед дамой.
Необычность композиции в том, что картина будто обрезана. В то же время, соотношение первого плана с детальным натюрмортом и интерьером, удаленным вглубь, было возможным в картине той эпохи. Здесь вспоминается хрестоматийный пример, натюрморт Питера Артсена, где основной евангельский сюжет (Христос у Марии и Марфы) сосредоточен далеко за первым планом и тем самым акцентирован для зрителя.
Если рассматривать эту работу как «Аллегорию музыки» (неизвестно, как ее назвал автор, и для кого она была написана), то выясняется интересный способ восприятия музыки художником. Во-первых, бодренькие кавалеры, идущие к столу — никак не считываются за какой-нибудь самостоятельный сюжет, дополняющий образ исполнительницы на флейте. Скорее всего, для зрителя того времени, как и для нас с вами сегодня, здесь очевиден момент слияния «музыка-движение», выстраивающий такую цепочку: шаг, топот, ритм, музыка. Музыку воспринимает не только ухо, но и все наше тело.
Во-вторых, отражение в зеркале — не только важный визуальный прием, создающий фантомного героя в пределах замкнутого пространства мраморных колонн, это мысль о том, что музыка — отражение действительности. Но и здесь может говорится о материальных свойствах музыки: она отражается, и ученые того времени размышляли на тему физических свойств звука. Так, французский математик и физик Марен Марсенн в период 1627-1638 гг. поставил ряд опытов по измерению времени возвращения эха от различных препятствий и таким образом, смог приблизительно оценить скорость звука в воздухе?.
И, наконец, музыку вкушают и ею наслаждаются — не о том ли нам говорит опять-таки группа мужчин, несущих яства на подносах, которые сейчас тоже будут вкушать?
Дама играет на флейте, перед ней на столе лежит барочная скрипка, книги, 6-хорная лютня и странный духовой инструмент, напоминающий рог (может, вы знаете, что это конкретно?) — все то, что составляет красочные тембры ансамбля эпохи барокко, все то, с чем ассоциируется музыка у человека в XVII веке.
Ну, и если отвлечься от символической трактовки и посмотреть на эту картину глазами современных людей, то… Готовится бал. Музыкант репетирует в гримерке, посматривая в зеркало и представляя, как он будет смотреться перед слушателями. Вариант корпоратива 300 лет назад.
Что может играть дама? Просто разыгрывается, готовя инструмент… А может, нечто такое, волшебное. Пусть эта музыка настроит вас на предстоящие праздники, а прекрасная живопись поможет увидеть радость в грядущем дне!
P.S. Этот духовой деревянный инструмент на столе дамы — цинк или корнет, у которого строй флок-флейты, а мундштук как у трубы. Особенности этого инструмента в том, что его тембр похож на трубу, но значительно нежнее и мягче. Часто цинк использовал И.С.Бах в своих кантатах, как имитацию человеческого голоса.
?Алдошина И., Приттс Р. Музыкальная акустика (учебник для вузов), Санкт-Петербург», 2006
