Тема предстоящего сообщения связана с примером чрезвычайно яркого проявления барочного натурализма второй половины XVII века, до сих пор, однако, не получившего подробного освещения в мировом искусствоведении. «Sottobosco» – дословно с итальянского «подлесок» — поджанр живописи, изображающий древесный полог и яростные схватки зверей. Подлески объединяют в себе признаки цветочного натюрморта и пейзажа. Наиболее ярко и разнообразно эти сюжеты проявились в творчестве голландского художника Отто Марсеуса ван Схрика (1619/20–1678), создавшего в своих живописных работах яркие, выразительные образы змей, лягушек, жаб, насекомых – тех, кто считался низшими тварями, недостойными внимания науки и искусства.
Появление столь достоверного изображения животных и растений стало возможным благодаря непосредственному общению ван Схрика с природой. Для того чтоб работать с натуры, запечатлевая подробный облик и повадки животных, художник организовал домашний террариум, где выращивал рептилий, амфибий, насекомых, а также грибы. Художник общался и дружил с ученым Яном Сваммердамом, совершившим ряд важных открытий в анатомии насекомых.
Отношение художников и ученых в Европе XVII века к ядовитым тварям, чей облик имел негативные библейские отсылки и, в целом, казался загадочным и неприятным, заметно менялось. Мотивом для изучения животных и растений в это время становится не только их польза, но и они сами, как часть новой целостной механистической картины мира.
Одновременно с естественно-научной достоверностью, изображенные сцены поражают своим накалом эмоций, сложными ракурсами, контрастами освещения, таинственными сценами в ночи, эмблематическими отголосками — все это передает сложное, противоречивое мироощущение человека эпохи барокко, создает единый символ быстротечности жизни, vanitas.
Подлески нашли свое воплощение в творчестве и других живописцев: Рахел Рюйш, Кристиана Янса ван Стрипа, Маттиаса Витхоса, Мелхиора де Хондекутера и других. Живопись этих мастеров украшает коллекции музеев Европы, а также представлена и в экспозициях российских музеев.
Возрождение интереса к голландским натюрмортам вообще и цветочным в частности происходит в начале XX века, картины дорожали на аукционах, а коллекционирование натюрмортов стало почти модой. Художественными обществами и арт-дилерами Нидерландов и Бельгии было организовано несколько небольших выставок натюрмортов. Наиболее знаменитым собирателем цветочных натюрмортов стал Питер де Бур, открывший в 1922 году в Амстердаме галерею старых мастеров (Kunsthandel P. de Boer). В 1939 году великолепная коллекция нидерландских натюрмортов, принадлежавшая художнице Дейзи Линде Уард, оказалась в Музее Эшмола, в Оксфорде. Несколько позже, в 1966 году, значительная часть коллекции Генри Роджерса Бротона попала в Музей Фицуильяма в Кембридже.
Дэйзи Линда Уард (1883-1937) урожденная Треверс, была художницей, работавшей в жанре цветочного натюрморта, вдохновлялась работами фламандцем и голландцев. Она вышла замуж за немца, Теодора Уильяма Холзапфеля (Theodore William Holzapfel), но в годы второй мировой, они сменили имя на Уард.
Вот некоторые натюрморты из коллекции Уард: (c) The Ashmolean Museum of Art and Archaeology; Supplied by The Public Catalogue Foundation.
Адриан Корте
Балтазар ван дер Аст
Кристиан Стрип
Ян ван Кессел
Рахель Рюйш
Фред Майер, искусствовед, говорит о том, что мистер Уард, покупая в 1920-е годы цветочные натюрморты голландских мастеров 17 века очень дешево, стеснялся своего выбора и говорил, что приобретает эту живопись для коллекции жены. Удивительно, что на сегодняшний день коллекция Уардов стоит целое состояние, а, возможно, и вовсе бесценна.
Дэйзи Линда Уард (по картине У. Кальфа), до 1937
Fred G. Meijer: The Collection of Dutch and Flemish Still-life Paintings Bequeathed by Daisy Linda Ward (The Ashmolean Museum Oxford. Catalogue of the Collection of Paintings), Zwolle: Waanders Uitgevers 2003, 336 S.
Segal S., Alen K. Dutch and flemish flower pieces: paintings, drawings and prints up to the nineteenth century. In 2 vol. Leiden-Boston: Brill, 2020. P. 1232
Голландский цветочный натюрморт XVII века объединяет в своих смыслах разные пласты трактовок: как отражение символических подтекстов и эмблем, как фиксация изменений в научном мышлении, как отголоски социально-культурных традиций того времени. Помимо растений, героями цветочных натюрмортов часто являются насекомые.
Якоб де Гейн II. Натюрморт. 1618. 58×44 см. Масло на медной пластине. Маурицхейс, Гаага
О насекомых, их строении и развитии, говорил и писал ещё Аристотель, обозначая их бескровными животными [1, с. 158]. В дальнейшем к микромиру насекомых обратился Плиний Старший в своем трактате 77-78 года «Естественная история» («Historia naturalis»):
«Но мы восхищаемся слоновьими плечами, несущими замки, и бычьими шеями, и яростными взмахами их голов, алчностью тигров и львиной гривой, тогда как на самом деле природа не может быть найдена в ее целостности нигде больше, чем в ее самых маленьких творениях» [5, с. 435].
Постепенно на основе сюжетов Библии насекомым начинают приписывать христианские добродетели или пороки, например, в Книге Исход рассказывается о божественной каре египтян: «И напала саранча на всю землю Египетскую…» (Исход, Глава 10: 14-15). И ещё: «Так они и сделали: Аарон простер руку свою с жезлом своим и ударил в персть земную, и явились мошки на людях и на скоте» (Исход, Глава 8: 17-18). Царь Соломон в своих притчах даёт совет: «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым» (Притчи 6: 7-9). Кроме того, в Книге Притч насекомые наряду с другими животными сравниваются с различными достоинствами: «муравьи – народ не сильный, но летом заготовляют пищу свою; у саранчи нет царя, но выступает вся она стройно; паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах» (Притчи 30:25, 27-28).
Бальтазар ван дер Аст. Натюрморт. 1621. 39,2×69,8 см. Масло на деревянной панели. Рейксмузеум, Амстердам
Радикальное переосмысление традиций изображения насекомых произошло в творчестве нидерландского миниатюриста Йориса Хуфнагела (1542—1600). В эмблематических миниатюрах этого художника сохраняется религиозное значение, но его интерес к деталям микромира поражал современников. Известно, что художник в своих рисунках опирался на научные иллюстрации в трактатах учёных, например, на «Историю животных» («Historia animalium») швейцарского натуралиста Конрада Гесснера (1516—1656) [2, с. 532]. И одновременно с этим, получив прекрасное гуманитарное образование, Хуфнагел виртуозно использовал изречения на латыни в концепциях и девизах своих живописных работ. Серию гравюр «Архетипы» («Archetipa studiaque patris Georgii Hoefnagelii»), созданную сыном Йориса Хуфнагела – Якобом, – на основе рисунков отца, можно считать предвестниками натюрмортов, которые появятся совсем скоро в станковой живописи Голландии. На каждом из изображений в серии «Архетипы» есть девиз, например: «Me neque mas gignit neque foemina concipit: autor // Ipse mihi solus Seminium que mihi» («Я не рожден мужчиной, и женщина не принимает меня. Для меня только Бог является творцом и семенем одновременно»), сопровождает эту надпись жук-олень с расправленными крыльями. Здесь Хуфнагел ссылается на научные данные того времени, что у жука-оленя было бесполое размножение, то есть они были девственниками, и, таким образом, можно объяснить, тот факт, что жук-олень символизировал Христа.
В дальнейший период наблюдение за насекомыми через микроскоп расширило знания об их строении и особенностях развития. К 1650-м годам голландский художник Йоханнес Гударт (Johannes Goedaert, 1617—1668) объединил в себе сразу несколько интересов: он был натуралистом, энтомологом и художником. Гударт родился и жил в Мидделбурге, работал в жанре пейзажа и цветочного натюрморта. На основе своих энтомологических наблюдений написал книгу о насекомых Нидерландов в 1660—1669 «Метаморфозы и естественная история насекомых» («Metamorphosis et Historia Naturalis Insectorum») [3, с. 14]. С точки зрения кальвинистской этики его энтомологический труд был бесполезен и подозрителен, его надо было обосновать, что Гударт и сделал, изобильно цитируя Священное Писание во вступлении. Для Гударта мир насекомых оставался миром глубоких религиозных символов. Факт превращения гусеницы в куколку и затем — в бабочку был высшим доказательством чудесного Воскресения, в связи с описанием которого Гударт цитировал Библию: «…которое в свое время откроет блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих, единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может. Ему честь и держава вечная! Аминь» (1 Тим.6: 15-16)
Йоханнес Гударт. Натюрморт. 28×22 см. Масло на деревянной панели. Частная коллекция, Роттердам
Йоханнес Гударт. Иллюстрация из его трактата «Метаморфозы насекомых» («Metamorphosis et Historia Naturalis Insectorum»). 1660-1669. Естественнонаучный музей Лейдена. Лист 46. Гравюра на меди
Согласно реформатской ортодоксии Библия была единственным ключом к чтению Книги Природы. Радикальная критика Библии была парадоксальным, но логичным следствием протестантизма и гуманизма, которые подчеркивали важность индивидуального изучения Священного Писания [4, с. 91]. Постепенно накапливались противоречия: как сопоставить упомянутых в Библии животных с теми, что были известны, кто такие левиафан и бегемот, как совместить библейские описания с открытиями Коперника и многое другое. Но всё же примерно до 1650-х годов в Голландии в этом вопросе наблюдалось зыбкое единство: Книга Природы продолжала рассматриваться не изолированно, а как одна из двух книг Бога. В этой же мировоззренческой парадигме работали и художники в жанре натюрморта. Но, если начало анатомически точного и узнаваемого изображения насекомых приходится на конец XVI века, на творчество Хуфнагела, который при этом непременно прописывал девизы в своих эмблематических натюрмортах, то уже в станковой живописи первой четверти XVII века символический смысл букетов и наполняющих их насекомых тонул в многообразии трактовок.
[i] Здесь и далее приведены цитаты из Библии Синодального перевода 1876 года.
Аристотель. История животных / Пер. с древнегреческого В. П. Карпова; под ред. и с примеч. Б. А. Старостина. М.: РГГУ, 1996. Книга 4
Bass M. A. Mimetic Obscurity in Joris Hoefnagel’s Four Elements// Emblems and the Natural World / Edited by Karl A.E. Enenkel Paul J. Smith. Leiden-Boston: Brill. P. 519–547
Bol L. J. Een Middelburgse Brueghel-groep: IX. (Slot) Johannes Goedaert, schilder-entomoloog // Oud Holland. Vol. 74. Leiden-Boston: Brill. 1959. P. 1–19
Jorink E. Reading the book of nature in the Dutch Golden Age, 1575–1715 / Translated byP. Mason,general editor A. J. Vanderjagt, Leiden-Boston: Brill, 2010
Pliny. Naturalis historia / Edited by H. Rackham. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1940
Действительно, иногда приходится непросто при поиске данных о картине, которую хочешь упомянуть в публикации. И, честно говоря, иногда между «сделать идеально» и «сделать уже хоть что-нибудь» выбираю последнее, оставляя место нахождение картины без комментариев, если вопросы есть, а проводить расследование совсем нет времени или сил (ну, это всё же в интернет-публикациях, в бумажных — приходится помучиться!). Особенно сложны вопросы: а в каком году создан этот натюрморт, а где он сейчас находится?.. Да, иногда время создания ограничивается разумными прикидыванием — с какого возраста человек может рисовать? Ну, и как правило, до последней даты, то есть до ухода в мир иной.
Клара Петерс — голландская художница начала XVII века, создавала прекрасные натюрморты в основном с изображением съестных припасов. Именно так я себе представляю кладовые хоббитов, которые живут зажиточной и спокойной жизнью в своих домах-норах много лет подряд! Хотя есть в коллекции Клары и цветочные композиции, и автопортрет, но чаще всего — еда! Смотря на её работы, выполненные в столь тщательной манере, стремящейся не столько к реализму, сколько к передаче истинного вкуса и аромата, неизбежно испытываешь появление аппетита.
И с наследием Клары Петерс есть только одна проблема для искусствоведа: многие её работы находятся в частных коллекциях, фотографии картин в хорошем качестве найти сложно, и часто они с водяными знаками (не стала это даже скрывать).
Клара Петерс. Натюрморт с сырами. 1610-е, Маурицхейс, Гаага
Один из моих любимых натюрмортов — этот, восхваляет дары страны, производство масла и сыров (сорта Гауда и Эдам уже появились), здесь же солёные брецели, вино, финики, миндаль, изюм, приехавшие из южных стран. С 1609 по 1621 год Испания и Голландия подписали временное перемирие, а это значит, что голландской торговле ничего не мешало. В страну хлынули заморские товары: фарфор, серебро, соль, заморские фрукты, орехи и специи и много всего интересного, что можно увидеть на картинах старинных мастеров. Об этом как-нибудь напишу отдельно. Так вот, по одной весьма авторитетной книге этот натюрморт находится в частной коллекции в Бостоне. По другим данным, менее авторитетным, но всё же (и Википедия туда же!), картина эта находится в художественной галерее Гааги. Кто же врёт?
Как выяснилось, никто! Просто этот натюрморт обрёл свой новый дом в Гааге в 2012 году, а книга, которая предоставила мне сведения о частной коллекции, была написана в 2007. Картины, хоть и не имеют ног, но вполне себе неплохо путешествую, продолжая толкинисткие аналогии, как говорится, «туда и обратно», на родину!
P.S. В следующий раз расскажу, как я добывала качественную иллюстрацию из художественного музея города Бремена.
