музыка в живописи — Страница 2

Символы музыки в живописи: Часть 3. Музыканты-шуты

Символы музыки в живописи: Часть 1. Vanitas
Символы музыки в живописи: Часть 2. Пять чувств

Изображение музыканта в картинах старинных мастеров часто трактуется как символ беззаботного счастья и беспечности, или распущенности, разврата и греха. Такая традиция восприятия музицирования во всех его проявлениях: любовно-лиричных и комически-шутовских сохранилась и до наших дней. Но возвращаясь к особенностям голландской живописи, к многогранному символу предмета и образа, можно предположить, что музыкант, воплощая аллегорию грешной жизни, мог также символизировать разнообразные архетипы человеческой натуры.

Ян Стен, «Автопортрет с лютней», около 1663-1665, Лугано, собрание Тиссен-Борнемиса

Иоганн Готтлиб Конради (?-1699), Gigue, одиннадцатихорная барочная лютня

Фигура шута часто является связующим звеном между изобразительным и театральным искусством. Как, например, в «Автопортрете с лютней» Ян Стен, любитель насмешек и розыгрышей представил себя в виде веселого гуляки, играющего на популярной в то время 11-хорной лютне. Традиция писать самого себя в образе «шута на час» среди художников того времени Голландии была не редка. Расслабленное тело и нескрываемые эмоции на лице говорят о потери контроля над собой. Герой будто заигрывает со зрителем, приглашая его в свой мир низких страстей. Благодаря лютне, мы ощущаем радость движения и ритма. Вероятнее всего, герой исполняет не философскую пьесу Д.Дауленда, а какой-нибудь зажигательный бранль или игривую песенку. Лютню он держит уверенно, но играет небрежно, музыка для героя – развлечение и веселье. Возможно, созданный художником образ праздного, плутоватого гуляки-музыканта предназначался для назидания и осуждения порока праздности. В таком контексте музыкант и музыкальный инструмент может рассматриваться, как воплощение греховных, необузданных страстей, способных погубить тело и душу, то есть очередной символ vanitas.

Франс Хальс. Шут, играющий на лютне. 1624, Лувр, Париж

Жак Галло (? -1685) Suite in D minor, Canarie «Les Castagnettes» , одиннадцатихорная барочная лютня

Таков герой картины Франса Халса «Шут, играющий на лютне», музыканты–шуты в трактирных сценах Яна Стена, застольях Якоба Йорданса, в сельских праздниках Питера Брейгеля персонажи «Корабля дураков» Иеронима Босха, «Дуэта» Хендрика Тербрюггена.

Хендрик Янс Тербрюгген, Дуэт, 1620-е, Париж, Лувр

Робер Баллар (1575-1650), Branles de village, десятихорная лютня

Но вместе с тем, комические образы музыкантов-шутов воплощают независимость от социальных условностей, смотрите, герой Яна Стена ведет себя неприлично развязно. Шуты оказываются свободными в самовыражении, олицетворяя собой музыкальную стихию, волю которой дает не рациональное, а чувственное восприятие жизни.

Возможно, именно для ощущения и для передачи внутренней и внешней безграничной свободы создавались подобные портреты. Не все люди имели смелость и возможность вести себя так, как герой картины Яна Стена. Но ощутить сумасшедшее счастье свободы, радости чувств, открытость и искренность (за которую, кстати, не накажут!) – об этом мечтали многие. А иначе непонятно, почему так часто именно себя изображали художники в образе шутов и гуляк? «Веселые изгои» — именно так характеризует М.Н. Соколов шутовские образы. Вполне вероятно, что это ощущение обособленности от общества и в то же время, влияние на мировоззрение этого же общества – воплощалось с помощью маски «веселого дурака». И артист, и музыкант, и художник – все ощущали себя в некотором роде шутами: отверженными глупцами и пророками.

Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи XV-XVII веков. М. 1994

Символы музыки в живописи: Часть 2. Пять чувств

Символы музыки в живописи: Часть 1. Vanitas
Обращение к сюжетам, составляющим части-циклы одного целого, например: «Четыре первостихии», «Четыре времени года», «Двенадцать месяцев», «Четыре темперамента», «Пять чувств» — это наследие традиций эпохи Возрождения. Подобные сюжеты иллюстрировали совокупность материальных проявлений Природы. Явление микро- и макрокосмичности человека и Вселенной сохранилось в известном смысле и в период барокко.

По мнению М.Н. Соколова: «Унаследованная от поздней античности, составившая необходимую часть ренессансного пантеизма, микроскопическая система была построена на символических уподоблениях частей тела, темпераментов, пяти чувств, возрастов человека стихиям, временам года, месяцам и прочим реалиям природы. Тем самым, человек рассматривался, даже при сохранении традиционной богословской «рамки», как сугубо естественное, материальное существо. Сама микрокосмичность, составленность человека из кирпичиков вселенной становилась теперь залогом его богоподобного совершенства, тогда как в средние века, напротив, изымали человека как образ и подобие божие из тварного мира, подчеркивая его сверхъестественную обособленность от чувственно осязаемой среды» [1].

Часто изображение музыкантов является символом «Слуха» в излюбленной художниками того времени серии «Пять Чувств», чаще всего такие сюжеты встречаются в натюрмортах, но есть примеры и в других жанрах. «Мальчик, играющий на флейте» Юдит Лейстер, «Юные музыканты» Яна Минса Моленара – предположительно относятся к аллегориям «Слуха». Изображение детей-музыкантов довольно редко встречаются в живописи того времени. Ребенок-музыкант способен выразить символ музыки и слуха в чистом виде, потому что он свободен от социальных обязательств и условностей. Изображение ребенка-музыканта может также иллюстрировать воззрения голландцев на вопросы «гармоничного» воспитания чувств человека.

Юные музыканты, Ян Минс Моленар, 1629, Лондон, Национальная галерея
Юдит Лейстер. Юный флейтист

Часто изображение музыканта, олицетворяющего слух, можно увидеть в картине, представляющей сразу все пять чувств человека, как например, в произведении Изаака Элиаса «Весёлая компания». Восприятие замысла этой картины можно выстроить на нескольких ступенях: во-первых, это красота вещественного мира (физическое), во-вторых, это аллегория пяти чувств (символическое и философское), в-третьих, это притча о блудном сыне (нравственное и христианское).

«Застолья, многофигурные либо сведенные к двухфигурным камерным композициям (…) воплощают популярный в поэзии переходной эпохи мотив «Пира пяти чувств», где каждый из эпизодов соответствует определенному аспекту эмпирического сознания: музицирование – Слуху, бокалы с вином и фрукты – Вкусу, картины в картине, зеркала, сам мотив показного жеманства – Зрению. Детали такого «банкета» либо составляют единый круг веселья, либо дробятся в отдельных сценах, подразумевающих, однако, это единство».[2]

Исаак Элиас. Вселёлая компания, 1629, Рейксмузеум

Играющий на флейте мальчик (Юдит Лейстер) и флейта в зубах черепа (Питер ван Стенвейк) – звучащий и уже никогда не способный звучать инструмент в контексте данного сравнения является главным действующим лицом, как олицетворение музыки-жизни, и тишины-смерти. Звучащий звук, как и художественный образ, в сочетании с другими может быть консонансным или диссонансным, сам по себе он нейтрален, это очень хорошо понимали голландские художники XVII века и отражали это в своих полотнах.

Питер ван Стенвейк, натюрморт «Эмблема смерти» 1540-е

[1] М.Н. Соколов. Бытовые образы в западноевропейской живописи XV-XVII веков. М. 1994, с. 88
[2] там же, с. 20

Символы музыки в живописи: Часть 1. Vanitas

Символы музыки в живописи: Часть 2. Пять чувств
Символы музыки в живописи: Часть 3. Музыканты-шуты
Символы музыки в живописи: Часть 4. В мастерской художника и в кабинете учёного

Я вижу: на столе, меж книг,
Забыты мною флейта, скрипка:
Ведь звук ещё едва возник,
А уж в пространстве тает зыбко
И гаснет в следующий миг.
(отрывок из стихотворения «Размышления в моей комнате» Виллема Годсхалка ван Фоккенброха, голландского поэта XVII века).

Питер Клас. Vanitas, 1625, Харлем, музей Франса Хальса
Питер ван Стенвейк, натюрморт «Эмблема смерти» 1540-е

Изображая музыкальные инструменты и сцены музицирования, голландские мастера XVII века часто обращались к аллегории vanitas. Включение музыкальных инструментов в число символов vanitas находит оправдание в книге Екклезиаста:

«Я предпринял большие дела: […] завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих – разные музыкальные орудия» (Еккл.2:4, 8).

Ярче всего философская идея vanitas получила распространение в натюрмортах, но и в бытовой живописи эта аллегория бренности встречалась довольно часто. Музыка — ноты, музыкальные инструменты и музыканты – наиболее яркий символ быстротечности и эфемерности бытия.

Дирк Хальс «Концерт», 1623 Государственный Эрмитаж

John Playford`s English Dansing Master The new exchange (скрипка, лютня, виола)

Так проходит слава земная — Sic transit Gloria mundi – это так называемый философский, духовный уровень восприятия и постоянный символ. В качестве примера можно привести «Домашний концерт» Дирка Халса. Существует несколько вариантов этой картины: в Государственном Эрмитаже и в киевском музее Западного и Восточного искусств – с некоторыми различиями. Эрмитажная картина насыщена дополнительными предметами-символами, иллюстрирующими vanitas. Перед музыкантами, на полу разбросаны увядающие цветы, справа в натюрморте изображена дорогая посуда, кубок с благовониями. Эти детали интерьера в сочетании с роскошной одеждой музыкантов напоминают нам о быстротечности веселой жизни человека, о бренности богатства, славы и роскоши:

Нам отсчитанное счастье
Быстротечно, как свеча:
Угасает в одночасье
Всё, что вспыхнет сгоряча. («Суета сует» Дирк Рафаэлисон Кампхёйзен голландский поэт XVII века).

Кроме того, можно в европейской живописи XVI-XVII веков обычные бытовые сцены нередко скрывают евангельские аллегории, содержащие нравоучительный подтекст.

«Установилось мнение, что эпизоды флирта, сопряженного с музицированием, смакованием яств и напитков либо иными досугами, в той или иной мере отходят к таким одиозным позднесредневековым иконографическим типам, как олицетворения Любострастия и Похоти, изображение беспутной жизни блудного сына либо же греховного состояния человечества накануне Потопа»[1]

Я. Дюк Веселящаяся компания. Тульский художественный музей

Робер де Визе (1650-1723) Prelude, теорба

Таковы работы Я. Дюка «Веселящаяся компания» (1670), И. Элиаса «Веселая компания» (1620), К. ван дер Ланена «Блудный сын» (вторая четверть XVII века) и другие. Музыкальные инструменты и исполнители в данных сюжетах – олицетворяют пороки прожигания жизни, неразумного веселья, власти грубых чувств. Но вместе с тем, музыкант-блудный сын может олицетворять человека, познающего мир во всех его проявлениях: и порочных и праведных.

«Зри мир чувств и, познавая его, учись умеренности» — гласит пословица того времени.

[1] М.Н. Соколов «Бытовые образы в западноевропейской живописи XV-XVII веков». М. 1994, с. 83-84

Музыка: страшная небесная и ужасная бесовская

По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звёзды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
М.Ю. Лермонтов

Ангельские песни, казалось бы, должны вдохновлять и радовать. Но не всё так просто. История изобразительного искусства знает множество сюжетов в живописи европейских художников, где присутствуют поющие и играющие ангелы. Они упоминаются в тексте Библии, о них обстоятельно говорится в комментариях Отцов Церкви, описывающих музыку сфер. Стимулом к распространению сюжетов музицирующих ангелов стала «Золотая легенда» (Legenda Aurea) – сборник житий святых, который был составлен около 1260 года монахом Якопо де Ворагине. В рассказе об Успении и Короновании Марии повествуется о присутствии ангелов, которые пели вместе с апостолами.

Мартен де Вос. Коронование Марии. Около 1587-1590
А. Дюрер. Снятие седьмой печати, первые четыре трубы, из цикла «Апокалипсис»

А вот дальше становится уже жутковато. Страшный Суд обычно возвещается ангелами, трубящими в трубы (А. Дюрер «Семь ангелов с трубами») Страшные события приносят эти звуки:

…И семь Ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить…
13 И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!
(Откровение Иоанна)

Один из самых знаменитых ансамблей ангелов изображён на внутренней части гентского алтаря братьев ван Эйков. Ангелы изображены без крыльев, один из них (святая Цецилия) играет на органе с металлическими трубами. Выразительность лиц этих ангелов умиляет: музыка горнего мира сложна для исполнения!

Святая Цецилия — не ангел, но она, видимо, им стала после своей мученической кончины. Обычно её изображали как органистку, но Цецилия органисткой никогда не была. Д. Чосер в своих Кентерберийских рассказах подробно излагает житие св. Цецилии и при этом ничего не говорит о ней как об органистке. «Ведомая под звуки музыкальных инструментов в дом своего жениха в день бракосочетания, св. Цецилия взывала к Богу, моля его сохранить ее душу и тело незапятнанными». Дело в том, что выражение «Cantantibus organis» по латыни означает вообще музыкальные инструменты, но в XV веке слово «organis» стали понимать буквально, то есть как «орган». На картине Рафаэля Цецилия отрешённо смотрит вверх, на облако, где поют ангелы. Портативный орган выпадает у неё из рук, её душа стремится к песням божественного мира, которые не слышны обычным смертным.

Рафаэль. Святая Цецилия. 1513-1516 гг. Национальная пинакотека Болоньи

Музыка — искусство уникальное, способное передать как захватывающую красоту, так и ужас распада — и то, и другое — не выразимое словами. Так, помимо изображения божественной музыки, которую исполняют ангелы и святые, в сюжетах старинной живописи встречаются сцены бесовских наигрышей и макабрических танцев. Музыкальные инструменты в этом случае служили атрибутами смерти и греха: на картине Питера Брейгеля старшего «Триумф смерти» скелеты-палачи, губя людей, передразнивают их.

Питер Брейгель Старший Триумф смерти. 1562

Подходя к юноше, который играет на лютне своей возлюбленной, скелет тоже музицирует на смычковом инструменте, как бы передразнивая его. Ту же картинку глумления над музыкой в аду мы видим на картине И. Босха: на арфе распят один грешник, дудочка торчит из зада другого несчастного. Греховность праздной музыки у Босха на лицо, видимо, грешники испытывают муки от тех инструментов, играя на которых при жизни, они получали удовольствие.

Итак, с музыкой в старинной живописи XV века всё оказалось непросто. Музыка ангелов прекрасна, но её могут слышать только святые. Некоторых ангелов лучше не слышать вовсе, потому что они возвещают конец мира. Ну, а земная музыка недостойна, ибо не способствует возвышению души, а значит греховна и порицаема. Этот мотив останется жить дальше, в XVII веке, в натюрмортах типа vanitas, и к этому же времени повседневное музицирование, пусть и для удовольствия, всё-таки получит индульгенцию на изображение.

[1] Зримая музыка. Европейская живопись и графика XIV — начала XIX веков / Каталог выставки / ГМИИ им. А.С. Пушкина, декабрь 2000 / Вст. статья А. Майкапара. М., 2000.

Музыкальные сюжеты в жанровых картинах голландских художников XVII века

Музыкальные символы в сюжетах бытовой живописи голландских мастеров XVII века были широко распространены. Концерты, веселящиеся компании молодых людей с музыкальными инструментами, лютнисты, гитаристы и флейтисты – частые сюжеты картин голландских мастеров. Но в зависимости от творческого метода художника, его темперамента и индивидуальных пристрастий музыкальная символика в живописных полотнах использовалась по-разному.

Франс Халс. Поющие мальчики, 1625, Галерея старинной живописи, Кассель

Какую песенку могут играть мальчики? Попробуем послушать!

Франс Хальс (Халс, Frans Hals около 1582-1666) работал в жанре группового и индивидуального портрета, создал неповторимые детские портреты. Поющие дети Хальса – (по некоторым данным это собственные дети художника) это собирательный образ музыканта и паяца, то есть герои легкомысленные, но искренние и чистые. Дети, имея искреннюю природу восприятия и выражения чувств, часто проявляют себя вне рамок норм правильного телесного поведения.

«Детские сценки в живописи «малых голландцев» одновременно отражают гуманистическую педагогику воспитания чувств в целом, как младенческих, так и взрослых, и непосредственно живописуют реальные обстоятельства семейного уклада, сливая эмблематику и натурную модель до полной неразличимости»[1].

Ян Стен, «Автопортрет с лютней», около 1663-1665, Лугано, собрание Тиссен-Борнемиса

Веселая жига от героя картины Яна Стена!

Так же как дети ведут себя гуляки: у них можно найти множество «детских» жестов и поз, которые в контексте обстоятельств приобретают вульгарную, отвратительную характеристику, и тут уже мы видим не мотив умиления педагогов, а строгость порицания моралистов. Образы комического, шутовского музицирования встречаются также в картинах Яна Стена (Jan Havickszoon Steen, 1623\1626-1669), например, в «Автопортрете с лютней».

Дирк Хальс «Концерт», 1623 Государственный Эрмитаж

Можно предположить, что этот ансамбль звучал вот так:

Эта же тема продолжается в многочисленных «концертах и «пикниках» Дирка Хальса (Халса, Dirck Hals, 1591-1656), брата Франса Хальса, где музыкальные инструменты и сами музыканты являются символами порока праздности. Сюжеты с молодыми, богатыми, беспечными музыкантами Д. Хальса, как правило, выражали аллегории vanitas, быстротечности земной жизни.

Я. Дюк Веселящаяся компания. Тульский художественный музей

Такими же композициями «веселящихся компаний» знаменит художник Якоб Дюк (Дук, Jacob Duck, также Ducq, Duyck, Duick, Duc, 1600-1667). Сюжеты его картин посвящены сценам из жизни публичных домов: молодые люди в окружении женщин, вина, музыки, драгоценностей предаются праздному веселью.

Хендрик Янс Тербрюгген, Дуэт, 1620-е, Париж, Лувр
Геррит ван Хонтхорст. Концерт на балконе, 1624

На картине Хонтхорста вы можете увидеть большую басовую лютню — теорбу. Ее тоже можно услышать:

Хендрик Тербрюгген (Terbrugghen, Ter Brugghen) (1587\1588-1629), и Геррит ван Хонтхорст (Gerrit van Honthorst, 1590-1656) и Дирк Теодор ван Бабюрен (Dirck van Baburen, около 1595-1624) считались мастерами так называемого утрехтского караваджизма. Тербрюгген, Бабюрен и Хонтхорст писали преимущественно религиозные и мифологические композиции, интерпретированные как жанровые сцены, а также полуфигуры певцов, музыкантов и «концерты». Музыкант в живописи этих художников предстает в виде творческого человека, рождающего гармонию, в образе созидательной энергии и аллегории слуха (из серии «пять чувств»).

Геррит Доу, молодой скрипач в интерьере 1637 Национальная галерея в Шотландии, Эдинбург

Геррит Доу (Герард Доу, Gerard Dou 1613-1675)в своих натюрмортах и бытовых сценах часто использовал аллегории музыки («Натюрморт с лютней, глобусом и книгой» 1635 г., серия автопортретов в мастерской с 1630-1665). Музыка в картинах Доу – это аллегория искусства, это сочетание искусств живописи и музыки, символ гармонии бытия. Герой-музыкант у Доу всегда один, в статичной позе меланхоличного размышления. Он стал сам частью неодушевленного интерьера, лишившись движений и жестов.

Ян Вермер. Лютнистка. Около 1665. Нью-Йорк. Музей Метрополитен

О чем может играть эта задумчивая девушка? Может, это пьесы Джона Дауленда...

Ян Вермеер Делфтский (Вермер Дельфтский, Jan Vermeer van Delft, Johannes Vermeer van Delft, 1632-1675) и Герард Терборх (Terborch, Ter Borch, 1617-1681) в своих картинах особенно часто обращались к сюжетам, связанным с музицированием. С помощью музыкальных мотивов эти художники тонко передавали мир чувств своих героев. Часто в их творчестве можно встретить «вариации» на тему одной и той же бытовой ситуации, но с небольшими изменениями: на первый взгляд бесхитростный сюжет их картин зачастую содержит изобретательную фабулу с многочисленными деталями и подробностями, понять которую помогает музыка.

____________

Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи XV-XVII веков. М. 1994

Музыкальные иллюстрации:

Робер Баллар (1575-1650), Branles de village, десятихорная лютня
Иоганн Готтлиб Конради (?-1699), Gigue, одиннадцатихорная барочная лютня
John Playford`s English Dansing Master, скрипка, лютня, виола
Робер де Визе (1650-1723) Prelude, теорба