В бытовом жанре Голландии XVII века художники изображали те ситуации, которые могли бы случиться в жизни. Жанровые сцены «малых голландцев» – это крепкие композиции, которые были поставлены в мастерской художника, с помощью актеров и моделей. Жанровые сцены изображают не конкретных людей, а типы обстоятельств и обобщенные характеры, чтобы получился эффект «как в жизни». Этого эффекта мастерски достигает в своих работах Питер де Хоох (де Хох).
В картине «Хозяйка и служанка» Питера де Хоох (Pieter de Hooch, Hoogh, 1661-63, 53×42, х.м., Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж) композиция держится на четком ритме вертикальных прямых: калитка, детали ограждения, устремившийся вверх цветок в вазоне, вертикаль дома на заднем плане, ставни, окна, дверной проем. Помимо очевидных геометрических вертикалей можно еще учесть и ряд менее заметных: деревья, устремившиеся в небо, осанка хозяйки, плетеная корзина, стоящая рядом служанка. Но именно небольшой наклон фигуры служанки нарушает порядок параллельных линий и создает некий конфликт форм и кульминацию.
Цветовой тон в этой картине подчинен ровному освещению светлого, но не солнечного дня. Так, перекличка красного, кирпичного, светло-красного и розоватого объединяет колорит и в то же время, формирует кульминационные точки.
Но, говоря об этой картине де Хооха сложно утверждать с уверенностью, что художник употребил иносказательный язык символов, создавая аллегорию жизни-смерти или портрет тяжело больной женщины, готовящейся к смерти. Возможно, эта интерьерная картина, с крепкой композицией, красивым гармоничным колоритом, настроением спокойствия и умиротворения должна была украсить комнату заказчика, воспевая порядок и спокойную красоту бюргерского мира.
Сайт изобразительного музея в Кливленде (США) предоставляет возможность познакомиться с коллекцией. Потрясающее качество, которое предоставляет музей, позволяет рассмотреть картины, скульптуры, предметы ДПИ в деталях, будто бы вы изучили подлинники.
onaturmorte подготовил для вас подборку наиболее интересных картин на основе кливлендской коллекции и ссылки на наши статьи, чтоб напомнить, о чем уже когда-то тут было написано, какие темы были затронуты.
Об аллегориях музыки я когда-то рассуждала здесь и здесь.
О голландце Адриане Корте я еще не написала отдельную статью, но есть в нашей отечественной истории живописи один совершенно замечательный пример нежнейших ягод. Загляните сюда!
Недавняя статья об архитектуре в живописи. Хотя и об интерьерах тоже напишу скоро.
Об истории сладостей и кондитерских изделий — вот здесь. А если поподробнее о натюрмортах Хуана Ван дер Хамен и Леона — то вам сюда.
Про символику устриц в натюрмортах можно почитать здесь.
О вещах и лимонах в натюрмортах Кальфа — здесь. Интересуетесь его биографией — заглядывайте сюда.
Немного о музыкальных инструментах в натюрмортах написано в этой статье. А о людях в жанровых сценах, например, здесь.
О чудесных натюрмортах Амброзиуса Босхарта я написала несколько статей, например вот здесь.
Продолжая тему завтраков в картинах «малых голландцев», можно почитать вот эту статью. А еще в кувшине натюрморта Бейерена вы можете увидеть его автопортрет-отражение. И о таких «шалостях» художников я однажды размышляла здесь.
Бельгийский архитектор и дизайнер мебели Анри ван де Вельде (Henry van de Velde, 1863 — 1957) настолько увлекся идеей единой эстетики пространства дома, что создавал для своей жены особые туалеты, которые должны были гармонировать с обстановкой интерьера.
Идея создания так называемого тотального дома была популярна в те дни, как среди поклонников, так и среди критиков, и тут можно вспомнить вот такой анекдот:
«Однажды он праздновал свой день рождения. Жена и дети подарили ему множество подарков. Он безмерно радовался их выбору и всем наслаждался. Но вскоре прибыл архитектор, чтобы правильно расставить вещи и решить возникшие вопросы. Он вошел в комнату. Хозяин радостно приветствовал его, так как многого от него ждал. Однако архитектор не обратил внимания на его радость. Он заметил нечто другое и побледнел. «Что это за тапочки вы надели?»— с болью воскликнул он. Хозяин дома посмотрел на свои вышитые тапочки и вздохнул с облегчением. На этот раз он чувствовал себя совершенно невинным. Тапочки были сделаны по оригинальному эскизу архитектора. Поэтому с оттенком превосходства он ответил: «Но господин архитектор! Неужели вы забыли? Вы же сами создали их!» «Безусловно!— загремел архитектор.— Но для спальни! Эти два невозможных цветовых пятна разрушают настроение этой комнаты! Разве вы этого не видите?» (Лоос. «История бедного богатого человека», 1900).
Так или иначе, являясь сторонником идей Морриса, Ван де Вельде считал, что искусство должно активно преобразовывать жизнь семьи, а через нее — и общества в целом. Он был уверен, что отдельный семейный дом является главным социальным инструментом, посредством изменения которого можно постепенно преобразить и сами общественные ценности.
«Безобразное,— говорил архитектор,— портит не только глаза, но также сердце и ум».
Ван де Вельде как истинный сын Нидерландов, славящихся своим добротным, удобным, умеренно изысканным бытом, продолжал обустраивать бюргерский дом, только делал это в новой эстетике своего времени.
Если продолжить линию сравнений с живописью, то тут уместно вспомнить прихотливый изгиб форм в картине Фердиинанда Ходлера «День» (1898-1900).
Орнамент и орнаментализация в эстетике Ван де Вельде воспринимаются по-разному. Отрицая орнаментализацию, как не связанное с формой украшательство, художник воспринимал именно орнамент как основной элемент формы объекта:
«Пришло время, когда стала очевидной задача освобождения всех предметов обихода от орнаментов, лишённых всякого смысла, не имеющих никакого права на существование и, следовательно, лишённых подлинной красоты… Часть этого пути нами уже пройдена; эти стремления и породили ту английскую мебель, которая появилась со времен Морриса. Мы счастливы, что были этому свидетелями; у нас поднимается настроение, как у выздоравливающего, когда видим, что стулу, креслу или шкафу возвращены присущие им формы и внешний облик… [Раньше] платье и книги хранили в шкафах, похожих на храмы уменьшенных размеров, ходили по коврам, напоминавшим собой огромные охапки цветов, в которых можно было утонуть по колено, или изображавших озеро с плавающими лебедями, в котором, если бы мы имели дело с реальными вещами, следовало бы утопить всю нашу лживость и наше ничтожество». (1901)
Сильная антидекоративная направленность этого пуристского отношения к культуре еще резче обозначилась в 1903 г., когда ван де Вельде вернулся из поездки по Греции и Ближнему Востоку, пораженный силой и чистотой микенской и ассирийской форм Он пытался создать «чистую» органическую форму — такую, какая была возможна, по его мнению, лишь на заре цивилизации, в монументальных сооружениях — «жестах» человека неолита.
В некотором роде, такое обращение к первобытной непосредственности в выражении чувств, обращение к эстетическому опыту далеких цивилизаций происходило и у художников.
По материалам: * Фремптон К. Современная архитектура: Критический взгляд на историю развития/ Пер. с англ. Е. А. Дубченко; Под ред. В. Л. Хайта.— М.: Стройиздат, 1990.
* Ёдике Юрген. История современной архитектуры. Синтез формы, функции и конструкции. 1972
Архитектура в Европе и США второй половины XIX — начала XX века насыщена новыми формами и композиционными решениями, которые подчас перекликаются с живописью того же времени.
Так, например, многими любимые прерафаэлиты — английские живописцы 1850-х годов в своих эстетических поисках обращались к поэзии, эпосу, истории далекого времени, вдохновляясь сюжетами французских и английских романов далекого средневековья. Прерафаэлиты обращались и к историческим темам, и к произведениям классической поэзии и литературы, к творчеству Данте Алигьери, Уильяма Шекспира, Джона Китса. Они идеализировали Средневековье, любили средневековую романтику и мистику.
Эдмунд Блэр Лейтон Акколада
Эдвард Бёрн-Джонс. Любовь среди руин
Интересно, что эстетика прерафаэлитизма постепенно проникает и в сферы быта, устройства дома, эстетики повседневности, образуя особое направление «Искусства и ремёсла» («Arts and Crafts Movement»). Идеология «Arts and Crafts Movement» состояло в отказе от машинного производства и возвращения средневековых ремесленных традиций.
«Артишок» обои», 1900
Архитектурным символом этого движения стал Дом Морриса, построенный английским архитектором Филипом Уэбом. «Красный дом» — воплотил черты уникальной личности своего хозяина: художника, поэта, социалиста и общественного деятеля Уильяма Морриса. В течение пяти лет хозяин с друзьями оформляли интерьеры дома. Мебель, ковры, занавеси, витражи, покрывала для кроватей.
При создании «красного дома», названном так по цвету неоштукатуренного кирпича своего фасада, Уэб с глубоким уважением относится к строительным методам и традициям местности, беря за основу образы тюдоровской готики. Как видно, далекое сказочное средневековье возродилось и в архитектуре. Несмотря на эстетизм интерьеров и экстерьеров Г-образный в плане дом был удобен для жизни и функционален. В зависимости от назначения комнат окна имели разную форму: длинные прямоугольные, небольшие квадратные и даже круглые, в некоторые из них были вставлены витражи.
Такого типа относительно компактные и дешевые домики, рассчитанные обеспечить жильцам удобство и комфорт, вскоре начали называться «английские дома». Их первым творцом стал Филипп Уэбб, вдохновленный фантазией прерафаэлитов и мастерской ремесел Морриса.
Эрмитажная коллекция древнеегипетского искусства богатая, но все-таки очень уж сдержанная по цвету, если не сказать, что унылая. Приехавшая к нам в Санкт-Петербург коллекция Туринского музея предлагает иное впечатление. Конечно, это все те же саркофаги, и заупокойный культ и книги мертвых, но все же они цветные, яркие, солнечные. Предметный мир в изображениях Древнего Египта выстраивается в структуру строгой композиционной и символической ясности.
Результаты раскопок Э. Скиапарелли и его экспедции в Долине цариц (1903−1905) и в Дейр эль-Медине (1905−1908) превратили Туринский музей в одно из лучших собраний фиванских материалов и один из важнейших центров изучения египетской культуры Нового царства и Первого тысячелетия до н. э.
В основе выставки «Нефертари и Долина цариц. Из Египетского музея в Турине» − фиванские материалы, добытые Дроветти и Скиапарелли. Ключевая фигура выставки − царица Нефертари, оказывается представленной на фоне Долины цариц, где экспедиция Скиапарелли открыла ее гробницу.