Путь жизни

Белёсая дорожка, оставленная от самолётного следа на небе, или гудящий поезд, несущийся вдаль — это то, на что я могу смотреть бесконечно. Дорога, путь, путешествие, движение манит и притягивает своей неизвестностью и грядущими приключениями.

В античную эпоху была распространена аллегория, которая уподобляла человеческую жизнь и все её испытания путешествию с захватывающими приключениями. В средние века эта идея продолжила своё существование, только теперь путешествие человека приобрело определённый вектор, направленный в сторону Царствия Небесного или от него — в грех и заблуждение. Так или иначе, все люди воспринимались паломниками, стремящимися обрести свой дом на небесах.
Путешествовали даже во сне, такие сюжеты есть в средневековом «Роман о розе» (Гийом де Лоррис и Жан де Мен)[1] в XIII веке, в «Путешествие души» (Жан Голоп)[2] в XV веке и другие.

Тема пути была отражена и в живописи: наиболее интересные аллегорические воплощения этого мотива мы видим в картинах Босха и Питера Брейгеля с очевидными ссылками на евангельские сюжеты.

«Важнейшей композиционной нитью, сшивающей разноплановые, ещё перспективно не унифицированные пространственные ячейки, в пейзажных фонах XV века, как известно, постоянно служит дорога, преодолевающая нагромождение скал и утесов, петляющая среди полей, исчезающая в лесах, выходящая к речным или морским просторам… В создании эффекта путешествия в пейзаже огромную роль играют дальние стаффажные фигурки, стоящие, либо идущие пешком, едущие на коне или плывущие на лодке. Последовательно расшатывая канонический иератизм религиозных композиций, они видоизменяют образы не только стилистически, но и семантически»[3].



[1] «Роман о Розе» («Роман Розы», фр. Roman de la Rose) — французская аллегорическая поэма XIII века, одно из самых знаменитых и наиболее популярных в свое время сочинений средневековой литературы.

[2] «Путешествие души» (Jean Galopes, Liber Peregrinationis Animae) – религиозное сочинение, написанное во Франции, в XIV — XV веках. Было подарено герцогу Джону Бедфорду (1389-1435) —  регенту Генриха VI.

[3] Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи XV-XVII веков, 1994. С. 54

Смешались в кучу драконы, люди… Или рассказ об итальянском травнике XV века

Изображение растений в европейской станковой живописи имеет иконографические прототипы во фресковых росписях, скульптурных рельефах, декоративно-прикладном искусстве, призванном украшать пространства христианской церкви. Кроме этого, образы растений в неком обобщённом виде орнамента использовались и в книжной иллюстрации: в оформлении страниц иллюминированных книг. Но есть и ещё один совершенно особенный случай, когда этих «героев» тварного мира необходимо было изобразить сольно, с максимальным вниманием и к красоте, и к реалистичным деталям их внешнего вида, а иногда и души! Речь идёт о ботанических трактатах и травниках. Об одном итальянском травнике я сегодня расскажу подробнее, уж очень он красив и разнообразен.

Травник (Sloane 4016) был создан в Италии, в области Ломбардии, в 1440 году, на латинском языке. Кодекс состоит из 108 страниц плюс 3 титульные и завершающие. Текст травника хотя и переработанный, но не оригинальный, написан по образцу трактата «Manfred Manuscript», созданного на 100 лет раньше в Салерно.

Композиционно изображения растений не структурированы рамками и полями, листья и стебли свободно вьются по листу, будто наложенный сверху гербарий. Часто растения изображаются внахлёст, перебивая своими объёмами друг друга. Композиция листа хаотичная, с многочисленными пустотами.
Рисунки не детализированные, схематичные, некоторые из них передают общий облик растения, некоторые обращаются к его морфологии, изображая корни, стебли, листья, чашелистики, но без светотени и объёма. Колористическая проработка также довольно скудная, схематичная. У каждого растения есть описание. В целом, подобное оформление в травниках встречалось довольно часто, хотя всё же перед нами экземпляр искусной и оригинальной работы.
Изображенные животные весьма выразительные, художник передаёт повадки и реалистические детали. Эта выразительность передана и в облике фантастических животных, например, дракона. Но вот моллюска почему-то обидели, изобразив в виде странной белой «пеленашки».

Художник не забывает и про сюжеты с людьми, но и тут все вместе на одной странице: лук, дракон, гиацинт, дама и кавалер. Вообще, интересно, чем они тут занимаются на страницах ломбардского травника XV века? Как деликатно написано в описании, мужчина и женщина экспериментируют со свойствами афродизиака-гиацинта, который, кроме прочего, помогает при уретральных проблемах и при болях во время менструации. 
Не забыта и полуфантастическая мандрагора, всегда представляющая собой фигуру несчастного человека. Корень мандрагоры почти как современный иммуностимулятор, лечит всё: от болезней ушей до безумия. В некоторых травниках иллюстрируется подробно добыча этого уникального лекарства. Когда корень вырывают из земли, он начинает кричать — ведь он почти человек. И чтоб не оглохнуть и не сойти с ума, добывать его надо с особыми плясками: раскопать растение приспособлением из слоновой кости, далее прикрепить репку/корень к собаке, которая его и вытащит под звуковой сигнал рога.  Да, как вы уже поняли, мандрагора обладает галлюциногенным эффектом.

Встречается в этом манускрипте и страница с картой местности, и если приглядеться к ней внимательней, то можно увидеть там город или замок, окружённый ликами/лицами каких-то людей.

Итак, путешествие по старинным манускриптам, как видно, увлекает не на шутку, а разглядывать страницы этой книги (как и многих других) можно здесь. 
Для тех, кто заинтересовался, как и из чего эти иллюминированные книги сделаны, рекомендую серию видео:


  • Bakhouse J. The Illuminated manuscript , New-York, 2006  
  • Fisher Celia. The Golden Age of Flowers: Botanical Illustration in the Age of Discovery 1600-1800, 2011
  • Fisher Celia The medieval flower book  London 2013
  • The Art of Natural History: Illustrated Treatises and Botanical Paintings, 1400-1850, YALE University Press 2010
  • Daniela Cesiri. Selected Proceedings of the 2012 Symposium on New Approaches in English Historical Lexis (HEL-LEX 3), ed. R. W. McConchie et al., 35-46. Somerville, MA: Cascadilla Proceedings Project, 2013
  • The Cucurbitaceae and Solanaceae illustrated in medieval manuscripts known as the Tacuinum Sanitatis Harry S. Paris, Marie-Christine Daunay and Jules Janick

Образ матери божественной и земной

Как лицо твоё похоже
На вечерних богородиц,
Опускающих ресницы,
Пропадающих во мгле…
А. Блок

Г. Свиридов. Богоматерь, исп. Д.Хворостовский

Тема материнства проявляется в жизни почти каждой женщины в любую эпоху. Так уж заложено природой, устройством тела, социальной ролью. В каждой религии есть высший образец материнства, будь то богиня-мать древнего Палеолита, Исида в Древнем Египте, Лакшми в индуизме и т.д.
Сохранившаяся европейская живопись XV-XVII веков даёт возможность проследить путь от сакрального Рождества до вполне земного, человеческого, такого, какое было когда-то у нас с вами. Давайте посмотрим на эти возвышенные образы Марии с Младенцем, а затем оглянемся на ту колыбель, что, возможно, сейчас стоит рядом с вами…

Образ женщины в нидерландской живописи XVI века всё ещё неразрывно связан с добродетелью Марии, но именно в это время начинает происходить переосмысление  общественной роли женщины. Воспитание детей, семейные обычаи, символическое значение дома, одежды, варианты обрядности (инициаций) – всё это в «догуманистические» века допускалось лишь с уступкой на греховно-слабую природу человека. Тогда как с приходом реформационных влияний и изменением социального строя, частные мотивы, а вместе с тем, и восприятие женской роли в обществе начинают приобретать новые черты. Проникновение мотивов повседневности отразилось в живописи в костюмах, интерьерах и натюрмортах, окружающих быт Марии и Младенца Иисуса.

Учение церкви видело в реальной женщине нечистый элемент, соблазн и вообще придерживалось взгляда на супружескую жизнь как на греховное начало, имевшее последствием первородный грех. Воплощением красоты, той красоты, что побуждала Средневековье открывать тело, предстала в изобразительном искусстве фигура Евы:

«Рядом с образом Евы вставал образ Марии, искупительницы грехов. Его наделяли красотой священной, в отличие от красоты профанной. Соединение этих двух типов и составляло живую женскую красоту. Объектом поклонения являлось не тело Марии, а ее лицо. Когда в готическом искусстве — начиная с XIII века, и особенно в позднем Средневековье женское лицо становилось предметом возвышенного восхищения, в нем одновременно проступали два образа: и Евы, и Марии»[1].

С образом Девы Марии в католическом искусстве связано множество типов изображений: Аннунциата (Мадонна в сцене Благовещения); Ассунта (Мадонна, после смерти возносящаяся на небеса); Мизерикордия (Мадонна, защищающая людей своим покровом); Пьета (Мария, оплакивающая снятого с креста Иисуса); Святая родня (изображение Мадонны вместе со Святой Анной и многочисленными родственниками); Святое Семейство (Мария с Иосифом и Младенцем Иисусом).

На основе иконографии сюжетов «Мария с младенцем», «Святое семейство» и «Святая родня» складывалась в дальнейшем иконография матери, хозяйки дома, служанки, добродетельной жены. Многочисленные алтарные изображения Марии с Младенцем: на улице, в доме, в интерьере церкви – стали основой дальнейшего развития темы материнства и семьи в жанровых сценах, на примере обычных людей, горожан Голландии в XVII веке.


[1] Ле Гофф Жак, Трюон Николя. История тела в средние века. М., 2008. С. 103.

Джованни да Удине и протонатюрморт во фресковой живописи Рима XVI столетия

Эти мало известные акварели итальянского живописца XVI века Джованни Удине — являются подготовительными работами, своего рода штудиями или визуальной мастерской для изучения природных форм. Слегка задумчивый зелёный попугай, свободный, почти в импрессионистическом полёте воробей, выразительные формы лесного ореха, поворачивающегося к зрителю своими разными нарядами, — всё это Удине исследует кистью и пером с неистощимым интересом и наблюдательностью живописца периода Ренессанса.

Джованни да Удине (Giovanni da Udine), также Джованни Нанни (Giovanni Nani / Nanni; 1487, Удине — 1561, Рим) — итальянский живописец, архитектор и декоратор, любимый ученик и помощник Рафаэля, коллега знаменитого живописца Джулио Романо.  Джованни прошёл традиционный путь средневекового цехового образования, переходя от одного мастера к другому, пока не удостоился почётного статуса «коллеги». Азам живописного мастерства сначала он учился в своём родном Удине (город на северо-востоке Италии, между адриатическим побережьем и Альпами), затем, переехав в Венецию, поступил в мастерскую Джорджоне, и позже присоединился к мастерской Рафаэля в Риме, после смерти которого работал на кардинала Джулио Медичи — будущего папы Климента VII.

Дж. Вазари свидетельствует о раннем творчестве Удине: «Итак, Рафаэль, весьма любивший талант Джованни, работая над деревянным образом святой Цецилии, что ныне в Болонье, поручил Джованни написать орган, который держит святая, воспроизведенный им с натуры столь отменно, что кажется рельефным, а также все музыкальные инструменты у ног святой и, что важнее всего, написанное им схоже с тем, что сделано Рафаэлем, настолько, что кажется, будто это одна рука».

Очевидно, что изучение предметного мира, изображение животных (настоящих и фантастических), птиц, морских гадов, фруктов и овощей более всего удавались Удине, и именно в этом направлении он специализировался, дополняя мифологические сцены своими великолепными и по фантазии, и по исполнению гирляндами. Кроме того, Удине, как и Рафаэль был невероятно восхищён древнеримскими фресками, так называемыми гротесками, которые были открыты археологами и художниками эпохи Возрождения. 

Наиболее интересные работы Удине, сохранившиеся до наших дней, можно увидеть в Риме: на вилле Фарнезина (в лоджии Психеи), на вилле Мадама (входной вестибюль, роспись по рисункам Дж.Романо), в замке св. Ангела (ванная комната Климента VII), в Палаццо Балдасини Палма, в Ватиканском дворце (гротески под руководством Рафаэля).

Лоджия Психеи на вилле Фарнезине (арх. Бальдассаре Перуцци) когда-то действительно была лоджией, открывая свои прелестные фрески не менее прекрасному саду, где цветут апельсиновые деревья, жасмин и розы. Эффект погружения в природу, слияние краски и стукко с творениями Деметры было создано сознательно и виртуозно! Осенью 2017 года вилла Фарнезина открыла этот зал после длительной реставрации. Фрески Рафаэля и Удине обрели новое дыхание, а стенды экспозиции рассказывали о том, почему именно такой, экзотический на тот день, набор фруктов и овощей (заморские тыквы, кабачки и кукуруза) попал в гирлянду Психеи. Как можно догадаться, всему виной активное посещение Нового Света и обогащение рациона европейцев новыми продуктами из Америки, Африки и Азии. И в этих прекрасных фресках воплощена  не только история несчастной Психеи, но и некоторые обстоятельства жизни Италии XVI века. Все в гармоничном единстве.

А напоследок хочу показать вам местного жителя Рима, зелёного попугайчика, который славно обедал где-то между виллой Фарнезиной и палаццо Корсини: почти как с рисунка Удине. 

  • _________________________________________________________________________
  • https://ru.wikipedia.org/wiki/ДжованнидаУдине
  • https://www.wga.hu/frames-e.html?/bio/g/giovanni/udine/biograph.html
  • Дж.Вазари. Жизнеописание знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. Том 5. М.: 1971 (пер. А. И. Венедиктова и А. Г. Габричевского)
  • Тучков И.И. Виллы Рима эпохи Возрождения как образная система: иконология и риторика. Диссертация на соискание учёной степени доктора искусствоведения, МГУ, 2008 

Шедевры Лейденской коллекции в Государственном Эрмитаже. Эпоха Рембрандта и Вермеера

Теперь лейденская коллекция приехала и в Санкт-Петербург. По волею случая, по приглашению общества «Друзья Эрмитажа» мне удалось побывать на этой выставке накануне официального открытия. И это оказалось, действительно, счастьем. Из душных залов, наполненных почти доверху преимущественно азиатскими туристами, я попала в прохладу и полумрак просторного
Николаевского зала. «Здесь нет людей, здесь тишина, здесь только Бог, да я… » — почти индивидуальное общение с картинами создаёт иное впечатление. Ну, разница такая же как интимный разговор с другом в кафе или шумная тусовка в баре. Возможно и то, и другое, но впечатления разные. 

О коллекции. Многие источники уже писали о ней подробно. О том, что наш современник Томас Каплан с юных лет восхищался творениями Рембрандта и мастеров голландского золотого века. Тем не менее лишь в 2003 году он узнал, что далеко не все шедевры столь любимой им эпохи, включая работы самого Рембрандта, находятся в музеях и что многие из них доступны на художественном рынке. С этого момента он совместно с супругой начал свою невероятно амбициозную коллекционерскую деятельность. И вот 82 работы, где 80 картин и 2 рисунка — перед нами. 

О концепции. Выставка объединяет коллекцию Каплан и некоторые картины из коллекции Эрмитажа. Выстраивается некий диалог. Концепция выявлена чётко и просто в оформлении. Если приглядеться к оформлению картин: «наши» в золотых барочных рамах, остальные — в традиционных чёрных рамах, эбенового дерева, впрочем очень красивых, не отвлекающих, но деликатно заканчивающих композицию. Хранитель коллекции голландской живописи в Эрмитаже И.А. Соколова комментирует так: «Не случайно, я должна сказать, что отбор картин Лейденской коллекции очень напоминает отбор XVIII века. В какой-то степени этот диалог неслучаен с собранием Екатерины II, потому что те же мастера были в очень высоком спросе у коллекционеров XVIII века. Прежде всего, конечно, Рембрандт и его окружение и мастера Лейденской школы, мастера тонкого письма. Всегда маленькие картины, очень дорогостоящие, они как раз на антикварном рынке в XVIII веке имели самую высокую стоимость и представляли желанные произведения для коллекций знатоков и знаменитых княжеских собраний, поэтому они все в XVIII веке попали в прославленные коллекции. И так случилось, что несколько вещей, восемь вещей могут составить разговор с произведениями из Лейденской коллекции».

Круг произведений. Кроме того, акцент сделан на лейденских художниках, в качестве опоры взяты мощные столпы голландской живописи «золотого» XVII века:
двенадцать живописных творений и один рисунок Рембрандта Харменса ван Рейна,
по одному произведению Яна Вермеера Делфтского и Карела Фабрициуса, две картины Франса Халса,
девять картин Геррита Дау/Доу, четыре работы Яна Ливенса etc.

О выставке. Нейтрального сероватого оттенка перегородки делят зал на смысловые зоны, обозначенные подписями: портреты, аллегории чувств и искусств, развлечения, музыка, мифология, повседневность, карнавалы и многое другое. Такая чёткость в подаче визуального материала позволяет зрителю получить не только эмоциональное впечатление, но и вникнуть в тот интеллектуальный диалог, к которому призывают создатели выставки. В общем полумраке каждая картина насыщена своим локальным освещением. И это очень важно для восприятия старинной живописи — чётче видно, и зрительно, и психологически! Подобный тип освещения я видела на выставке в Таллинской ратуше. Подробное описание картины, с деликатным указанием на возможную символическую трактовку меня порадовал особенно — возможно, но необязательно, ведь вещь, изображённая с такой любовью к её материальным проявлениям вполне может быть ценна сама по себе.

Что мне понравилось особенно? То, от чего появились сильные чувства, конечно! Это эрмитажная «Старушка у камина» Якопа де Врела, которую рифмуют вот с этим вариантом. Почувствовать разницу можно только находясь рядом с картинами: на первой — напряжённое вглядывание в будущую пустоту, на второй — унылая повседневность…

Рассмешила вот эта картина Питера ван Лара «Автопортрет с атрибутами занятий магией» — думаю, что художник сам веселился, когда её создавал. Юмора и эксперимента там много!

Ну и очередная медитация перед картиной Вермеера «Девушка за верджиналом». Это тот редкий случай, когда красота линий, невозможность что-то добавить или убавить, восторг от уюта и теплоты красок — уводит в мечтательный мир «закартинья»…

В тексте использован материал с сайтов:

Государственный Пушкинский музей

Интервью с И.А. Соколовой