В музейных витринах часто можно встретить черепа, обломки, останки, кусочки костей, в общем, человеческий остов без смущения выставленный во всех подробностях на обозрение нам, живым. Как ни странно, но смерть в этих собраниях nature morte (мёртвой природы) фиксирует и сохраняет память о жизни. Эстетика смерти в пространствах музея поражает разнообразием своих проявлений и отвлечённым отношением к этому в обще-то драматическому и интимному событию. Иногда как-то стыдно, смущённо, нелепо, цинично — ощущать себя рядом с этим некогда подвижным, а теперь навсегда замершим процессом Жизни. Впрочем, многих людей эти осознания не затрагивают, и они умудряются делать славные «селфи», сопоставляя движение и статику, прошлое и настоящее, ни разу не страшась смотреть так близко на своё … будущее!
Мумия египетского жреца в большом зале искусства Древнего Египта, менее известная мумия вождя в зале Пазырыкского кургана (Государственный Эрмитаж, СПб), многочисленные черепа и кости, найденные в эпоху вигингов (Стокгольм, исторический музей), одетые в остатки одежд и украшений, — предлагаются к экспонированию. Разрушающиеся части земного бытия обретают новую почти вечную жизнь, консервируясь в специальных растворах и условиях.
Да, именно на этих артефактах зиждется историческая наука. Об этом задумывались голландские художники XVII века, предчувствуя эти размышления в своих натюрмортах типа vanitas, с изображением черепов, музыкальных инструментов (погасший звук), затухающей свечи, раковин моллюсков, где когда-то пульсировала жизнь. Смерть была частой гостей в сюжетах живописи, но именно голландцы обращались к этим образам кроме прочего, и через традиции коллекционирования, кунсткамер, музейного экспонирования.
Антуан Стенуинкл (Antoine Steenwinkel) Натюрморт с автопортретом, сер. XVII в.
Недавно я увидела ещё один интересный музей, где масштабное, безвозвратное разрушение воспето симфонией экспонирования. Огромный шведский корабль «Васа», созданный в 1628 году, проплывший в гавани Стокгольма всего 1,5 км, затонул почти со всей командой (450 человек), домашним скотом, посудой, оружием, цветными скульптурами на корме. Корабль был упакован до зубов всем необходимым. Собирался жить крепко и долго, грабить, разбойничать, везти сокровища на родину, быть победителем. Но случилось иначе. Строительство судна возглавил сам король Густав II Адольф, приказавший вопреки всем предупреждающим расчётам сделать ещё одну палубу, и несмотря на неудачные испытания на берегу, корабль был нагружен и отправлен в путь. Всем очень хотелось денег и славы. Катастрофа была неизбежным финалом этого великолепного, но нежизнеспособного красавца-корабля, который даже сейчас поражает своими размерами жителей мегаполисов, привыкших к гигантомании зодчества.
Затонувший деревянный корабль пробыл на дне Балтийского моря почти 300 лет. Из-за слабой соли, в этих водах не живут какие-то особые черви, съедающие подобные деревянные постройки лет за 20, превращая дело рук человеческих в труху. Васе хотя бы тут повезло. И из всех красавцев-собратьев, нашедших свой последний приют на морском дне, он сохранился почти идеально, был поднят на сушу, очищен, законсервирован и пригоден для экспонирования.
Экспозиция музея сделана безупречно. Можно увидеть разрезы, воссозданные интерьеры, фильмы, интерактивные игры по швартовке и управлению парусом, подробные стенды, рассказывающие об уникальных технологиях вытеснения влаги из пористового дерева и замещения ее специальными полимерами. На ощупь это уже даже не дерево, а плотный, тяжеловатый пластик. В витринах можно рассмотреть фотографии и реальные черепа. Становится не по себе, когда видишь экспонат с двумя рядами зубов: молочными и коренными. Почему-то на Васе были подростки и несколько женщин. Был средних размеров сундук, в котором находился только один предмет — фетровая шляпа, модная и, видимо, очень дорогая, приготовленная для особого случая. Сундук не открывался тоже 300 лет…
Бродя по ярусам этого музея, поднимаясь выше и выше, мысли о консервации смерти в гигантские nature morte всё отчётливее возникали в моей голове. Этот корабль был настолько продуман и красив, что вполне мог обладать своим интеллектом и повадками, своими причудами и своей судьбой. Всё как у людей. И посмертная участь его оказалась очень похожей на жизнь человека, чьи останки, волею случая, остались невредимы, а потому полезны для изучения и экспонирования.
