От адских котлов до мясных лавок

Сюжеты безобразного, подробно физиологичного, эмоционально неприятного часто встречаются в старинной нидерландской живописи. Возможно, потому что к началу XV века с новой силой возродилось представление о том, что перед самым Концом Света и пришествием Христа, который провозгласит Страшный суд, на земле объявится Антихрист — прекрасный лицом и телом «ложный мессия». Следуя этой логике, красота часто бывает ложной, а безобразное — образы более правдивые и безопасные.
Физическая, телесная смерть в искусстве XV-XVI веков представлена детально в алтарных распятиях, в подробных описаниях мучений и пыток христианских святых, страданий в чистилище. Например, триптих «Оплакивание» Квентина Массейса, где художник изображает смерть Христа, плач Марии и апостолов. На левой створке этого триптиха мы видим сюжет «Усекновения головы» Иоанна Предтечи в сочетании с холодным жестом Иродиады, которая издевательски касается ложкой головы Иоанна.

Необычный сюжет «Арест и казнь Сизамна» «украшает» разъединенные створки диптиха, выполненного в 1498 году брюггским живописцем Герардом Давидом для зала заседаний местной ратуши. Не религиозная, но назидательная история о справедливости персидского царя Камбиза. Судью Сизамна, уличенного во взяточничестве, хватают по приказу царя и заживо освежёвывают. Здесь изображена подробная пытка: с подсудимого снимают кожу и при этом ни единый мускул не дрогнул на его лице. Такой вариант наказания Марсия, но в более прозаическом, земном изложении.

Так сказал Дарий. Затем царь поставил сатрапом Сард своего сводного брата Артаферна и вместе с Гистиеем отбыл в Сусы. Отана же он назначил начальником войска в Приморской области. Отец этого Отана — Сисамн был одним из царских судей. За то, что этот Сисамн, подкупленный деньгами, вынес несправедливый приговор, царь Камбис велел его казнить и содрать кожу. Кожу эту царь приказал выдубить, нарезать из неё ремней и затем обтянуть ими судейское кресло, на котором тот восседал в суде. Обтянув кресло, Камбис назначил судьёй вместо Сисамна, которого казнил и велел затем содрать кожу, его сына, повелев ему помнить, на каком кресле восседая, он судит.
— Геродот. История. Книга 5, глава 25.

Общий демографический спад в Европе, голод и неурожаи, низкая продолжительность жизни, эпидемии чумы – все это так же сформировало новые темы в восприятии смерти, в частности, в живописи. Существовали изображения надгробий того периода, где в качестве сюжетов выбирались «пляска смерти» или «триумф смерти»: жутковатые, но иногда даже и забавные по своему настроение сцены. Избавление от страха приходит через смех — дерзновенный, вызывающий, нахальный… Макабрические танцы [2] возникли в искусстве Италии XIII-XV веков и распространились широко за пределы страны – в частности, на территорию Западной Европы [3].

Многочисленные образы ада мы можем наблюдать у Иеронима Босха. Тут и мучения, и терзания, и пляски-кривлянья.

Но земля растлилась пред лицем Божиим, и наполнилась злодеяниями. И воззрел Бог на землю, — и вот, она растленна: ибо плоть извратила путь свой на земле.
VI Книга Бытия.

Интересно, что при восприятии картин с такими мрачными образами, зритель всё же не испытает физического отвращения: «Когда мы слышим слово «жертва» или «мученик», то в сознании возникают образы людей, способных чувствовать то, что чувствуем мы, и потому вызывающие у нас сострадание, злорадство или иные чувства. Но присмотримся к тому, как Босх изображает мучеников. Их тела, их жесты, мимика настолько элементарны, что, глядя на них, мы погружаемся в мир, где никто не может воспринимать ничего относящегося к душевной жизни» [1].

Смотря на картины изобилия (кухня, натюрморты в сценах рынка, мясной лавки) Питера Артсена, художника середины XVI века, возникают невольные аналогии с образами ада. Груда мяса, части тела, перемешанные в неопределенную массу, кровь и отсутствие эмоций – все это уже было знакомо: «сами адские муки в позднесредневековой литературе и соответствующей иконографии — с натуралистическими сценами вываривания грешников в котле, мясницким разделыванием их на части, поджариванием на вертеле – обретают в XIV-XV веках отчетливо кулинарный характер» [4]. В XVII веке тема смерти разовьется в ещё одном жанре: в натюрмортах типа vanitas и композициях на охотничье-трофейную тематику (заинтересовавшимся этой специфиеческой темой, рекомендую открыть эту ссылку, там много «интересного». Можно ещё сюда зайти, в продолжение макабра).


[1] Степанов А.В. Указ. соч., 2009. С. 142.
[2] Культурные связи в Европе эпохи Возрождения, 2010. С. 57
[3]«Э. Маль полагал, что наиболее ранняя пляска мертвецов представляла собой иллюстрацию в жанре пантомимы к какой-нибудь проповеди на тему смерти. Первоначально исполнявшаяся в церкви, она вышла за ее стены, чтобы разыгрываться на подмостках: в качестве моралите, что и имело место в 1449 году в Брюггге в «резиденции» герцога Бургундского. Затем — в виде рисунков, гравюр и миниатюр — она стала популярным «комиксом», который донесли до нас многочисленные иконографические свидетельства. В том, что эволюция протекала именно так, нет практически никаких сомнений. Но, быть может, следует подняться еще выше и обнаружить у истоков театрализованных проповедей древние пляски, христианизированные и переосмысленные проповедниками. Осуществить эти изменения было тем легче, что вера в хороводы мертвецов имела чрезвычайно широкое распространение». Цит. по: Делюмо Ж. Грех и страх: Формирование чувства вины в цивилизации Запада (XIII-XVIII вв.). Екатеринбург, 2003. С. 92-147
[4] Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи XV-XVII веков, 1994. С. 143.

И. Босх. Немного об истории греховного зеркала

И.Босх. Семь смертных грехов. Музей Прадо.
И.Босх. Семь смертных грехов. Музей Прадо.

И.Босх. Семь смертных грехов. Гордыня.
И.Босх. Семь смертных грехов. Гордыня.

Зеркало — такой простой предмет современного быта, но, как оказалось, не всегда он был так безобиден, и поможет нам в этом убедиться картины Босха. Этот художник не писал натюрмортов, но предметный мир у него изображен подробно и тщательно. Итак, зеркало.

«Ввиду того, что среди вещей, признанных ею принадлежащими ей, было найдено несколько предметов, крайне подозрительных с точки зрения того, что они могли быть ею использованы для наведения порчи и сглаза, а именно: две засушенные пуповины новорожденных младенцев; простыни и предметы дамского туалета, испачканные менструальной кровью; ладан, зеркало, небольшой нож, завернутый в кусок полотна, а также листы бумаги, испещренными словами заклинаний» — так начинался обвинительный приговор одной французской дамы, схваченной в 1321 году по обвинению в ереси, измене мужу и колдовству. Само наличие зеркала — уже являлось частью обвинения! Кстати, мадам была приговорена к «стенам», то есть пожизненному заключению в тюрьме.

К XVI веку,  то есть к моменту написания этих картин, статус зеркала все-таки был оправдан его важной утилитарной функцией. Самыми дорогими и качественными считались венецианские зеркала. Стеклодувы Лотарингии пытались создавать для рынка «весьма сходные» с венецианскими, но более дешевые зеркала. И наконец, самыми заурядными и непримечательными были стальные или бронзовые зеркальца.

Но все-таки… В то время существовала шутливая присказка: «О, женщина, румянящая лицо и не помышляющая о хозяйстве! Когда берешь ты в руку хрустальное зеркало, бойся обмануться». Блюстители нравов видели прямую зависимость между прихорашиванием у зеркала и ее нравственным падением. Что мы и видим в первом фрагменте из картины «Семь смертных грехов»: дьявол поддерживает зеркало для того, чтобы женщина могла вдоволь покрасоваться. Этот фрагмент олицетворяет Гордыню: дьявол внушает женщине тщеславные мысли, которые приведут ее душу к гибели. Символику зеркала поддерживает натюрморт на полу: сундучок с украшениями. Мотив зеркала, словно реприза в музыкальной форме, в этом фрагменте повляется дважды: приглядитесь, чем занят господин в соседней комнате?

И. Босх. Сад земных наслаждений. Ад.
И. Босх. Сад земных наслаждений. Ад. 1500—1510

И. Босх. Сад земных наслаждений. Ад, деталь
И. Босх. Сад земных наслаждений. Ад, деталь

Тот же дьявольский мотив в трактовке зеркала мы видим в «Аду» — на правой створке триптиха «Сад земных наслаждений». Здесь Босх отражает средневековую мысль о том, что власть отражения материального зеркала — лжива и смертельна (потому и происходит эта сцена в аду, откуда нет спасения), а единственно истинно зеркало Священного Писания.

Удивительно, несмотря на повседневное употребление зеркала в быту, всякое его упоминание примерно до XVII века на территории Европы будет непременно содержать призывы к преодолению материального и распознавания иллюзии — чтобы обрести истинный свет, который изливается настоящим и чистым зерцалом духовности.

P.S. Для заинтересованного читателя рекомендую книгу Сабин Мельшиор-Бонне «История зеркала». М.:НЛО, 2006 г.