Бархатно-чёрная, с теплым отливом сливы созревшей, вот распахнулась она; сквозь этот бархат живой сладостно светится ряд васильково-лазоревых зерен вдоль круговой бахромы, желтой, как зыбкая рожь. Села на ствол, и дышат зубчатые нежные крылья, то припадая к коре, то обращаясь к лучам… О, как ликуют они, как мерцают божественно! Скажешь: голубоокая ночь в раме двух палевых зорь. Здравствуй, о, здравствуй, греза березовой северной рощи! Трепет, и смех, и любовь юности вечной моей. Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье, крылья узнаю твои, этот священный узор.
Владимир Набоков1917-1922
Loma Vista
Скульптура редко появляется на страницах блога о натюрмортах, но сегодня с радостью представляю вам замечательные работы Джои Ричардсон (Joey Richardson) — британской художницы, мастера резьбы по дереву. Она родилась в 1964 году в Линкольншире, в Англии. Выросла в сельской местности, где её окружали прекрасные леса, что, по мнению самой Джои, и пробудило любовь к природным формам. Иногда работы скульптора являются аллегорическими иллюстрациями, лаконичными символами, философией жизни. Тела ее почти живых, подвижных, изменчивых работ: металл, дерево, текстиль, керамика, камень, краски — то есть почти собранные воедино все элементы земли. Абстракции, орнамент, бионические формы, иногда и вполне реальные образы — птицы, бабочки, цветы — вот герои работ Джои.
В голландской и фламандской живописи XVII век художники часто обращаются к циклам картин, составляющим части одного целого, например: «Четыре первостихии», «Четыре времени года», «Двенадцать месяцев», «Четыре темперамента», «Пять чувств» — это наследие традиций эпохи Возрождения в Италии. Подобные сюжеты иллюстрировали совокупность материальных проявлений Природы. Явление микро-и макрокосмичности человека и вселенной – общее мировоззрение эпохи Возрождения, сохранилось в известном смысле и в период барокко.
Джорджоне. Три возраста мужчины. 1500-1510
«Унаследованная от поздней античности, составившая необходимую часть ренессансного пантеизма, микроскопическая система была построена на символических уподоблениях частей тела, темпераментов, пяти чувств, возрастов человека стихиям, временам года, месяцам и прочим реалиям природы. Тем самым, человек рассматривался, даже при сохранении традиционной богословской «рамки», как сугубо естественное, материальное существо. Сама микрокосмичность, составленность человека из кирпичиков вселенной становилась теперь залогом его богоподобного совершенства, тогда как в средние века, напротив, изымали человека как образ и подобие божие из тварного мира, подчеркивая его сверхъестественную обособленность от чувственно осязаемой среды» (1).
Колери, Луис де, до 1582-1621 или 1622
Аллегория пяти чувств
Около 1620 г.
Часто изображение музыкантов является символом «Слуха» в излюбленной художниками того времени серии «Пять Чувств», чаще всего такие сюжеты встречаются в натюрмортах, но есть примеры и в других жанров. Например, Адриан ван Остаде (1610-1685), серия «Пять чувств» (Государственный Эрмитаж).
А вот еще одна занятная серия картин на тему пяти чувств человека, созданная голландским художником Рембрандтом. Причем, все желающие могут в скором времени с ней ознакомиться на выставке в ГМИИ им. А.С. Пушкина в Москве.
Эта серия картин относится к раннему творчеству художника, и представляет совсем не размышления о возвышенных материях Вселенной как у Колери, и не о бытовых делах повседневности как у Остаде, а, скорее обращается к критике нравов, к сатире.
В «Торговце очками» очки продаются слепым, головные боли лечатся сомнительными операциями скальпелем (вспомним Босха «Извлечение камня глупости»!), в «Певцах» поют, в «Пациенте без сознания» приводят в чувства молодого человека после самой распространенной оздоровительной процедуры — кровопускания. Картина с изображением аллегории вкуса еще не найдена, что создает ощущение многоточия в этой изящной рембрантовской сюите.
Добавлю пару слов о том, почему тут всплывает тема недобросовестной медицины. В середине XVII века в Голландии существовало множество разновидностей врачебной практики: лекари объединялись в общества, требуя от муниципальных властей льгот и привилегий. Существовало условное деление докторов на интеллектуальных врачей, обучившихся в университете, изучавших науки, философию, латынь и греческий, на хирургов, делавших операции, и на аптекарей. Были так же и дантисты, и специалисты по лечению глазных болезней, были и шарлатаны, предлагавшие панацею от всех болезней. В общем-то ничего существенно не изменилось за последние 400 лет…
Итак, если у вас есть желание посмотреть картины Рембрандта, Доу, Ливенса, Мириса и других голландцев из крупнейшей коллекции старинной живописи американского собирателя картин Томаса Каплана, порассуждать о нравах, повседневной красоте жизни и тонкости художественного письма, то с 28 марта – 22 июля ГМИИ им. Пушкина вас ждет. Я уже собираюсь!
Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи XV-XVII веков, 1994
Smith Pamela H. Science and Taste: Painting, Passions, and the New Philosophy in Seventeenth-Century Leiden // Isis. Vol. 90. No. 3. Sep., 1999. Pp. 421-461
Издательство «Новое литературное обозрение» выпустило книгу Ольги Тилкес «История страны Рембрандта». Повествование обещает быть интересным и не занудным.
Если вы помните, была такая книга из серии Поля Зюмтора «Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта», и она долгое время оставалась почти единственным историческим очерком на эту тему. И существенным недостатком этой книги было отсутствие картинок. А вот книге Тилкес иллюстраций много, и они являются документом, фактологическим материалом, а не просто подтверждением исторических обстоятельств. Что еще важно, с искусствоведческой точки зрения, это возможность познакомиться с портретами Рембрандта, хранящимися в западных коллекциях и потому менее известными, чем картины художника в музеях России.
Итак, в этой книге есть главы о политической и религиозной борьбе, о спорах по вопросу о предопределении, о торговле с врагом, о браках сыновей штатгальтеров с английскими принцессами и Англо-голландских войнах. Узнает читатель и о различных аспектах обыденной жизни: чем болели и как лечились голландцы, кто и чему учился в университете, как проходила процедура избрания в городской совет, где путешествовали и чем интересовались голландские туристы.
Издательство обещает, что в течение недели книга появится в магазинах, так что ждём!
Ольга Тилкес (1955) — доктор филологических наук, долгое время преподавала в Университете Амстердама, автор статей, переводчик.
В корпусе Бенуа Русского музея проходит выставка, посвященная творчеству Генриха Семирадского и художников его круга.
Впечатления от нее остаются противоречивые. И хотя живопись не обладает таким же сильным эмоциональным воздействием, как музыка или театр (что не уменьшает другие достоинства и выразительность живописи), но такое количество вакханалий, страданий, убийств, исступления не могут не затронуть чувств зрителя.
Экспозиция нарастает постепенно, прибавляя цвет, объемы, яркость, эмоции, пафос. Первые впечатления связаны с предчувствием интриги и радости цвета после серо-белой зимней гаммы петербургских улиц. Поначалу вам хочется впитывать этот теплый, янтарный свет, это беззаботное солнце Италии, пойманное и запечатленное художниками на плоскости холстов. Безобидные виды Рима и пейзажи Кампаньи, созданные в поэтическом духе Павла Муратова, встречают зрителя в первых залах и продолжаются в уже более внушительных по размеру полотнах, пафосно рассказывающих о жизни первых христиан. И вот тут начинается поток избыточных театральных эмоций, с которыми зритель, еще не уставший, после свеженького морозца, может справиться.
Раннехристианские мученики, испуганные дикими зверями, и звере-подобными развратными римлянами, распятие рабов на крестах Бронникова, композиционно повторяющее то самое главное Распятие, но деликатно не претендующее в своём названии. Изящные сцены С. Бакаловича в духе прерафаэлитов, рассказывающих в розово-небесных тонах о сценах из повседневной жизни древних римлян: улочки, встречи, рабы, плебеи и патриции. Потрясающим откровением, открытием живописности являются акварели Верещагина и Чистякова, где есть эстетика колорита, и нет лишних сюжетов, которым нужно сочувствовать или терзаться. Это удивительно красивые миниатюры, и… на этом всё.
И идя дальше, в глубины следующих залов, задыхаясь от красоты Фрины, которая уже пробегает вдали и вот-вот предстанет во всем своем великолепии, захлёбываясь от аромата роз, изнемогая от шороха раскаленного песка Эллады, бушующего моря, зритель может как-то слегка… расстегнуть пуговку рубашки, расслабить шарфик и посмотреть на часы. Становится жарко, даже душновато.
Г. Семирадский. Фрина на празднике Посейдона в Элевсине, 1889
После того, как вы встретились с апофеозом Фрины, жрецами древней Греции, с очередным Христом, который смиренно проповедует, исцеляет, увещевает. После изнуряющей «Оргии» Катарбинского, богато-театральной картиной выбора между вазой и женщиной, пафосно-театральной смертью Нерона, вдруг хочется бежать. Непонятно, в сущности, от чего. Становится слишком много, слишком приторно, сладко, сочно. Вы словно несётесь на карусели, которая никак не остановится, а вокруг мелькает бесконечно прекрасный розовый сад, и солнце, и все вокруг говорят гекзаметром, экзальтированно смеются, трясутся в экстазе, задевают ваши эмоции если не сюжетом, то колоритом, размером холста, подробностями и деталями истошно красивой жизни. И знаете какой картины тут по-честному не хватает? Она бы многое прояснила. «Розы Гелиогабала» Альма-Тадемы.
Лоуренс Альма-Тадема Розы Гелиогабала. 1888
Эта выставка поднимает интереснейший вопрос китча в искусстве. Но почему-то вопрос этот остается плавать в неосознанном пространстве вздохов и охов, запертых в непредосудительном «красиво», либо же в искусствоведческих терминах «эклектика» и «академизм». И это всё так и есть, и может именно так называться. Но одновременно, это собрание красивых вещей, наполненных пузырями эмоций, в которые ни за что не верится. И, да, это не отменяет их красоты или красивости (тут могут быть варианты) и даже гениальности живописного мастерства, которое можно и нужно чтить.
Сайт изобразительного музея в Кливленде (США) предоставляет возможность познакомиться с коллекцией. Потрясающее качество, которое предоставляет музей, позволяет рассмотреть картины, скульптуры, предметы ДПИ в деталях, будто бы вы изучили подлинники.
onaturmorte подготовил для вас подборку наиболее интересных картин на основе кливлендской коллекции и ссылки на наши статьи, чтоб напомнить, о чем уже когда-то тут было написано, какие темы были затронуты.
Об аллегориях музыки я когда-то рассуждала здесь и здесь.
Якоб Охтервелт. Компания музицирующих. A Musical Company, c. 1668 Jacob Ochtervelt (Dutch, 1634-1682) oil on canvas
Симон Верелст. Цветы в вазе. Flowers in a Vase, c. 1669 Simon Verelst (Dutch, 1644-1721) oil on wood, Framed 41 x 37 x 5 cm
О голландце Адриане Корте я еще не написала отдельную статью, но есть в нашей отечественной истории живописи один совершенно замечательный пример нежнейших ягод. Загляните сюда!
Адриан Корте. Крыжовник. Gooseberries on a Table, 1701 Adriaen Coorte (Dutch, c. 1660-aft 1707) oil on paper mounted on wood, Framed 45.5 x 38.5 x 4.5 cm
Недавняя статья об архитектуре в живописи. Хотя и об интерьерах тоже напишу скоро.
Эмануэль де Витте. Церковный интерьер. Interior of a Church, c. 1680 Emanuel de Witte (Dutch, ca. 1617-1692) oil on canvas, Framed 89.5 x 80.5 x 6.5 cm
Об истории сладостей и кондитерских изделий — вот здесь. А если поподробнее о натюрмортах Хуана Ван дер Хамен и Леона — то вам сюда.
Хуан ван дер Хамен и Леон. Натюрморт. Still Life with Sweets, 1622 Juan van der Hamen y Léon (Spanish, 1596-1631) oil on canvas, Framed 83 x 122 x 7.5 cm
Про символику устриц в натюрмортах можно почитать здесь.
Корнелис де Хем. Натюрморт, конец XVII — нач. XVIII вв. Still-Life with Crayfish, Oysters, and Fruit, late 1600s or early 1700s Follower of Cornelis de Heem (Flemish, 1631-1695) oil on canvas, Framed: 61 x 74 x 5.3 cm
О вещах и лимонах в натюрмортах Кальфа — здесь. Интересуетесь его биографией — заглядывайте сюда.
Виллем Кальф. Стакан вина и блюдо с фруктами. Wineglass and a Bowl of Fruit, 1663 Willem Kalf (Dutch, 1619-1693) oil on canvas, Framed: 81 x 70.5 x 7.5 cm
Немного о музыкальных инструментах в натюрмортах написано в этой статье. А о людях в жанровых сценах, например, здесь.
Питер де Хоох. Portrait of a Family Playing Music, 1663 Pieter de Hooch (Dutch, 1629-1684) oil on canvas, Framed: 124.5 x 142.5 x 7 cm
О чудесных натюрмортах Амброзиуса Босхарта я написала несколько статей, например вот здесь.
Амброзиус Босхарт Старший. Цветы в вазе. Flowers in a Glass, 1606 Ambrosius Bosschaert (Dutch, 1573-1621) oil on copper, Framed: 60.3 x 52.8 x 6.4 cm
Продолжая тему завтраков в картинах «малых голландцев», можно почитать вот эту статью. А еще в кувшине натюрморта Бейерена вы можете увидеть его автопортрет-отражение. И о таких «шалостях» художников я однажды размышляла здесь.
Абрахам ван Бейерен. Серебряный кувшин, ветчина и фрукты. Silver Wine Jug, Ham, and Fruit, c. 1660-1666 Abraham van Beyeren (Dutch, 1620/21-1690) oil on canvas, Framed: 124.5 x 108 x 8.5 cm
