Живопись, будучи искусством в большей степени повествовательным, нечасто выбирает темы эмоций. Пожалуй, «Крик» Э. Мунка и стал такой хрестоматийной цитатой именно из-за выведения эмоций страха/ужаса/отчаяния на первый план, без дополнительных сюжетов. Экспрессионисты XX века в этом ключе много экспериментировали, формулируя живописную рефлексию на болезненные и жестокие войны. Конечно, эмоциональный посыл в картине непременно присутствует, иначе сложно причислить её к искусству. Но выйти за пределы рассказа, сюжета, созерцания вещественности мира или красочной выразительности как таковой — всё это живописи удаётся нечасто. Для проживания такого опыта лучше всего обратиться к музыке, или к кино.
Эдвард Мунк Крик. 1893, картон, масло, темпера, пастель. 91 × 73,5 см
Национальная галерея, Осло
Сегодня многие говорят о коллективной панике. О неадекватной, коллективной реакции людей на события, ломающие их повседневный уклад. Лично для человека перемены всегда несут страх, будь то переезд, смена работы, рождение детей. События могут быть радостными, но переворачивающими всё вверх дном, а оттого душевное смятение, будто скорый поезд, уносят нас в круговорот ночных кошмаров, суеты, тревоги. Что же говорить, когда мир настолько сильно изменился, как сейчас? И убежать нам некуда. Наверное, все понимают контраст опасности и смертности в сравнении даже с «испанкой», напавшей на Европу примерно 100 лет назад. Если сравнивать с эпидемией холеры, оспы, чумы, то контраст просто несравнимый. Можно сказать, что у нас сейчас всё хорошо! Но дело тут не в масштабах, а в страхе смерти, который столь явно обнажился перед нами в последние месяцы. Коллективный страх перемен, переворота, нарушения порядка, ломки устоев, а значит смерти — на эту тему художники высказывались, хотя и нечасто.
Питер Брейгель Старший. Безумная Грета. 1562. холст, масло. 115 × 161 см
Музей Майер ван дер Берга, Антверпен
Например, Питер Брейгель Старший, нидерландский мастер, живший в середине XVI века, изобразил многофигурную аллегорию «Безумная Грета». Тут и отголоски босхианских образов ада, и обращение к народному фольклору, и личный отклик на события казней, восстаний и жестокостей испанского герцога Альбы. Старуха Грета в преданиях нидерландского фольклора — воплощение алчности и безумия. Пылающая фантасмагория, которую создаёт Брейгель, соединяет в своих образах реальность (тюрьму, драки, нашествие войска, пожар) и фантастических существ из дурных снов или апокалиптических видений. Суета, нарушения правил и законов не только человеческого, но и шире — физического мира, приводит к разрушению. В центре этих трагических событий вооруженная до зубов Грета запаслась снедью и домашней утварью — безумная паника гонит её сквозь все преграды. Образ абсурдный и совершенно нелепый, но какой-то мультяшный, забавный. Вряд ли мы будем сопереживать этим маленьким человечкам, скорее — с интересом рассматривать их метаморфозы.
Теодор Жерико Плот «Медузы». 1819, холст, масло. 491 × 716 см
Лувр, Париж
Картина, которая обращается к теме коллективной паники, написана в 1819 году французским художником-романтиком Теодором Жерико. История, рассказанная Жерико, основывается на реальных событиях: в июле 1816 года фрегат «Медуза» потерпел крушение, часть команды и пассажиров покинули корабль, севший на мель, и отправились спасаться на плоту. Дальнейшие события, произошедшие на плоту, спровоцированные паникой, голодом и ужасом приближающейся смерти, потрясли даже бывалых и всё на своём веку видавших моряков: убийства, самоубийства и даже каннибализм. Как тут не вспомнить поэму Байрона, где подобный эпизод также был описан:
Семь дней без ветра солнце пожирало Бессильные недвижные тела,
Джордж Гордон Байрон. «Дон Жуан», 1819 (перевод Т. Гнедич)
Простертые как трупы.
Даль пылала:
В ней даже тень прохлады умерла.
Ни пищи, ни воды уже не стало,
И молчаливо, медленно росла
Предвестием неотвратимых бедствий
В их волчьих взорах мысль о людоедстве.
Жерико создаёт безжалостную в своём натурализме композицию физического страдания, боли и смерти. Мы видим обстановку затишья, война и страшные битвы за провиант закончились. И вот уже виден порыв надежды тех, кто заметил на горизонте землю, и рядом — глубокая скорбь, того, кто потерял близкого, и тут же — предсмертная агония умирающего и безжалостная пустота тел уже умерших, в беспорядке разбросанных на плоту. Последствия паники, голода, обезумевшей животной жестокости переданы Жерико настолько мастерски, что эту картину не сразу приняли и поняли во французском Салоне. Она оказалась слишком честной для общества того времени. Впрочем, бОльшую поддержку художник получил в Англии, а в дальнейшем эта картина оказала невероятно сильное влияние на культурный контекст следующих эпох. А как вам? Долго ли сможете продержаться рядом с этой картиной?
Карл Брюллов. Последний день Помпеи. 1833, холст, масло. 456,5 × 651 см
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
В русском искусстве тоже есть монументальное полотно, отражающее ситуацию катастрофы и страха. Пожалуй, это самая красивая паника в живописи, которую когда-либо создавали. Александр Брюллов в своей картине «Последний день Помпеи» также обращается к реальным событиям, которые произошли в Помпеях во время катастрофического извержения Везувия, в 79 году н.э. Будучи выпускником Академии Художеств, получившим возможность стажироваться в Италии, жить и работать в Риме, Брюллов впитывает классическую красоту античности и талантливо осмысляет её в своей живописи.
В Италии эта картина имела оглушительный успех, в парижском Салоне 1834 года художник получает признание и большую золотую медаль. И, наконец, успех в России тоже не заставил себя ждать: похвала императора, Пушкина, Гоголя… Всем нравилось смотреть на картину, где смерть изображена столь прекрасной, где жесты людей исполнены грации, где молодая женская кожа светится, словно атлас, где складки туник ниспадают в единственно правильном, гармоничном движении, где страх и трепет облагораживает и вдохновляет людей, где даже паника всем к лицу! А кроме того, произошедшее событие, пусть и невероятно трагическое, всё же было давно и его отголоски уже никак не отражаются на жизни нашей современности: смерть тут — далекая, но такая волнительная.
Пабло Пикассо Герника. 1937, холст, масло. 349 × 776 см
Музей королевы Софии, Мадрид
И, наконец, последняя картина, к которой мы обратимся, это «Герника» П. Пикассо, написанная в 1937 году по заказу правительства Испанской Республики для испанского павильона на Всемирной выставке в Париже.
XX век отличился небывалой жестокостью и массовостью в деле уничтожения людей. По сравнению с тем, как мы научились друг друга убивать — быстро, обширно и без осечек, все тяготы прошлого, будь то чума или оспа — не сравнятся с нашими возможностями и умениями в этом деле. Во время Гражданской войны в Испании на Гернику, этот город страны басков, был совершён налёт. За три часа было сброшено несколько тысяч бомб; в результате город был уничтожен, около двух тысяч жителей оказались под завалами. После налёта Герника горела ещё трое суток.
Какими выразительными средствами мог бы Пикассо передать это событие? Натурализм Жерико? Но тут и целой панорамы не хватит. Может, красивая и благородная смерть в духе Брюллова? Нет, скорее уж тут уместны панические безумия Босха, аллегории и мистерии Брейгеля. Пикассо выбрал свой язык. Он безжалостно ломает форму, нарушает все законы реалистической живописи и выходит на удивительно точный образ обобщения: животная тупость и безразличие соседствует с гневом, страданием, болью, паническим ужасом. Герника почти лишена цвета и света. Её выразительность заключена лишь в острых, сломленных и сломанных формах, напоминающих людей и зверей. Многие современники критиковали Пикассо за то, что он создал обличительный манифест политики Франко. Не без этого. Но всё же «Герника» в своих монументальных размерах, в передаче живых, почти физически ощутимых чувствах боли и страха, прежде всего, обобщает эмоциональный опыт людей XX века.
Эмоции в живописи, особенно такие сильные и разрушительные, как паника, страх, передать художнику трудно но, может, ещё труднее — воспринять зрителю. Уж очень это неприятно, не хочется погружаться в тонны вроде бы чужих страданий, переживать глубоко и ярко то, что не греет душу, не радует и не развлекает. Для чего ж тогда вообще об этом писать картины? Помнится, я однажды крепко поссорилась с одним другом, обсуждая эту тему. На мой взгляд, прекрасное и безобразное, жизнь и смерть всегда идут рядом, и лишаясь одного, мы перестаём чувствовать другое. Но, как говорится, выбирать вам, зритель!
