Крестьянки-Богини в творчестве Зинаиды Серебряковой



"...А сами немцы ходят богато,
И жён нарядно водят,
И взаперти не держат, как у нас..." -

Так пел в своем ариозо Иван Лыков, герой оперы Н.А. Римского-Корсакова «Царская невеста». Действие происходит в XVI веке, Лыков приехал из-за границы, и рассказывает друзьям, какие прогрессивные эти самые немцы, и как у них все необычно, непривычно, чисто и красиво, и даже женщины у них более свободные. И, действительно, женщины в Европе могли немного больше, чем в России (но и сжигали их чаще!..). Недавно я писала небольшой обзор о творчестве европейских женщинах-художницах. И это далеко не весь список!

В России патриархальный строй, при котором женщина должна быть домохозяйкой и хранительницей очага, не позволял ей профессионально заниматься искусствами, и только в XX веке приоритеты в обществе и семье изменились. Женщина добилась равноправия и возможности заниматься любым делом. Правда, иногда задумываешься, какой дорогой ценой!.. Мне бы хотелось рассказать об одной моей любимой художнице «Серебряного века» — Зинаиде Серебряковой, творчество которой обращается к славным образам детей, повседневного мира, быта, портретов близких, а также к миру крестьянской жизни, обобщая её до монументальных образов.

Зинаида Евгеньевна Серебрякова (1884-1967), известный живописец, дочь Е.А. Лансере. С именем З. Серебряковой ассоциируются её многочисленные портреты и автопортреты, разнообразные по стилю, колориту, настроению, однако, всегда живые, открытые в своем восприятии мира. Творческая судьба этой художницы неотделима от жизни семьи: мужа, детей, имения в с. Нескучное Курской области. Но мне очень нравится другая тема в живописи Зинаиды Евгеньевны — это работающая на земле женщина-крестьянка.

Композиция в картине «Беление холста» построена по типу монументальных росписей. Ощущение монументализации возникает, прежде всего, благодаря приёму вынесения фигур девушек на первый план, ракурсу снизу вверх, формированию крупных, монолитных форм, чистому цвету и равномерному освещению. Полотно образует своеобразный триптих, если мысленно разделить его на вертикальные части. Мы видим скульптурные формы античности и передачу световоздушной среды, матовость «темперного» колорита итальянских мастеров эпохи Возрождения.

Возвращаясь к «Белению холста», посмотрим на картину подробнее. Крестьянка справа стоит в свободной позе «контрапосто», этот термин античной скульптуры упоминается не случайно, Серебрякова некоторое время была в Италии, копировала произведения античности, образы крестьянок настолько объёмно вылеплены в пространстве картины, что возможно сравнение со скульптурой.

Работа над колоритом у Серебряковой основана на принципах пленэрной живописи: передача света, объёма, рельефа, а также особый несколько приглушённый «фресковый» колорит. Цвет, также как и композиция в данной картине направлен на создание масштабного изображения, эффекта монументальных росписей. Главным изобразительным средством в картине является освещение. Основной поток света уходящего за горизонт солнца заслоняют девушки. Кульминация света скрыта от зрителя почти чёрным сарафаном крестьянки.

В дальнейшем (1934-35 г) найденные приёмы передачи монументальности Зинаида Евгеньевна использовала во время работы над аллегорическими фигурами в доме барона Брауэра: «Времена года», «Флора», «Правосудие», но эти работы не сохранились, остались лишь подготовительные эскизы.

После окончания работ над панно Зинаида Серебрякова послала фотографии произведений своему брату, Евгению Лансере. В ответном письме Лансере так отозвался о работе талантливой сестры:

«Самою складною мне кажется „Юриспруденция“. Это панно особенно нарядно и богато заполнено. При своей простоте, скупости, так сказать, украшений, атрибутов. Завидую тебе, что ты так просто, так гибко, широко и законченно умеешь передавать тело».

Серебрякова в своей работе «Беление холста» во многом предчувствовала, а может, и являлась основательницей нового живописного идеала женщин, который потом подхватили художники соцреализма. Её крестьянки – это уже не Венециановские музы, картинно сидящие на фоне знойной жатвы, — они самостоятельны, красивы своей настоящей мощной физической красотой, совершенством тела, чёткостью, уверенностью движений. И, может быть, лучше всего об этом образе женщине написал Н.А. Некрасов свои бессмертные строки:

Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях, 
С походкой, со взглядом цариц,—
Их разве слепой не заметит,
А зрячий о них говорит:
"Пройдет — словно солнце осветит!
Посмотрит — рублем подарит!"

Живописец: не только мужской род

Женщина-художник — это явление, которое заслуживает особого внимания. На протяжении всей истории российской живописи женщины — живописцы, поэты, композиторы — были вне профессионального образования и признания почти до начала XX века.

Иначе дело обстоит с западными «коллегами»: Голландия XVII века дала миру знаменитых и талантливых художниц, как Катарина ван Хемессен, владевшая искусством создания портрета не хуже своего отца; Клара Петерс — мастер натюрмортной живописи; Рахель Рюйш, дочь знаменитого врача Фредерика Рюйша, коллекция уродцев которого экспонируется в Кунсткамере Санкт-Петербурга. Эти дамы входили в гильдии св. Луки и были довольно успешны.

В XVI веке в Италии работала по-мужски экспрессивная и безжалостная Артемизия Джентилески. Ее по-тарантиновски кровавую сцену с убийством Олаферна трудно забыть. Есть версия, что в этой работе она выразила весь свой гнев и боль после того, как подверглась изнасилованию. Но есть у нее и прекрасный, задумчивый портрет лютнистки, который мы сегодня можем и посмотреть.

Позже в XVIII веке во Франции (и в России) были очень популярны портреты Элизабет Виже-Лебрен, а коллекция ботанической живописи Марии Сибиллы Мериан также экспонируется в  коллекции Кунсткамеры.

Еще можно вспомнить художниц рубежа XIX-XX вв., как Берта Моризо — прекрасная и единственная женщина в компании импрессионистов и Генриетта Роннер-Книп, которая одна из первых сделала котиков и щенков предметом бесконечного восхищения и умиления.

А умел ли Малевич рисовать?

Пожалуй, что нет в истории искусств более спорной картины, разговоры о которой не прекращаются, это — «Черный квадрат» К.С. Малевича. Но я бы хотела сегодня рассказать не о нём, а о творчестве Малевича (1878 — 1935) вообще. О том сложном и захватывающем поиске своего стиля, который привёл художника к эстетическим и философским идеям супрематизма.

Итак, один из ранних экспериментов — это импрессионизм, который возник в 1880-х годах во Франции и связан с появлением иных живописных сюжетов и ценностей, а кроме того, с новой живописной техникой. Импрессионисты отказались от контуров, заменив его на совокупность расплывающихся цветных мазков. Кроме этого, художники перестали смешивать  краски на палитре, разработав непростую технику получения нужного цвета уже на холсте. Потому-то, рассматривая импрессионистическую живопись Моне или Ренуара, вы непроизвольно отходите от картины подальше, чтоб ваш глаз смог сфокусироваться не на конкретных мазках, а слить их в цвет. В моду вошли будто бы специально незаконченные пленэрные этюды, которые свежи по своему настроению, передают воздух, влажность, цвет и то самое впечатление (фр. impression). Интересно, что Малевич обращался к импрессионизму и в начале своего творческого пути и уже в зрелом периоде.

Еще один ранний эксперимент Малевича связан со стилем «фовизм«, родиной которого тоже можно считать Францию (от фр. fauve — дикий). Характерный прием фовизма — это обобщение пространства, объёма и рисунка, сведение формы к простым очертаниям, постепенно происходит исчезновение светотени и линейной перспективы.

Можно выделить и еще одно французское влияние — «сезанновский след» или «сезаннизм» (творчество П. Сезанна 1839 — 1906).

Кубо-футуристические опыты в творчестве П. Пикасса и Ж. Брака также отразились на поисках Малевича. В основе кубизма лежит стремление художника разложить изображаемый трёхмерный объект на простые элементы и собрать его на холсте в двумерном изображении. Художественные принципы футуристов сосредоточены в том, чтоб передать скорость, движение, энергию. Для их живописи характерны композиции, где фигуры раздроблены на фрагменты и пересекаются острыми углами, где преобладают мелькающие формы, зигзаги, спирали, скошенные конусы и т.д. Очень мощное, полное оптимизма и творческой фантазии художественное направление!

В этой статье  специально не рассказываю о супрематизме, потому что это тема отдельного, серьезного разговора. А потому перейдём сразу к последнему периоду творчества Малевича, когда он раскрылся как художник реалист, идущий по пути изобразительных средств итальянского Ренессанса, а в некоторых работах, даже соцреализма.

Признание художника выражается в неослабевающем интересе к его творчеству на протяжении почти целого века. В 2000 году в Государственном Русском музее (СПб) прошла масштабная выставка, посвященная творчеству К.С. Малевича, кстати, именно в Русском собрана большая часть его работ. А до закрытия выставки в ВДНХ в Москве остается совсем немного времени, можно успеть: «Казимир Малевич. Не только «Черный квадрат».

________________________________________

Майкапар А. К.С. Малевич. Серия «Великие художники», 2011

Микеланджело Буонаротти. Капелла Паолина

Я получил за труд лишь зоб, хворобу <…>
Да подбородком вклинился в утробу;
Грудь как у гарпий; череп мне на злобу
Полез к горбу; и дыбом борода;
А с кисти на лицо течет бурда,
Рядя меня в парчу, подобно гробу;
Сместились бедра начисто в живот;
А зад, в противовес, раздулся в бочку;
Ступни с землею сходятся не вдруг;
Свисает кожа коробом вперед,
А сзади складкой выточена в строчку,
И весь я выгнут, как сирийский лук.

Микеланджело Буонарроти (Michelangelo di Lodovico di Leonardo di Buonarroti Simoni, 1475 — 1564) — человек эпохи Возрождения, гениально одаренный во всех художественных искусствах, был и художником, и скульптором, и архитектором. Кроме того, Микеланджело писал сонеты, один из которых, описывающих его страдания при работе над фресками Сикстинской капеллы, вам тут предлагается почитать.

Микеланджело был эффективным создателем своего имиджа: исключительность, взыскательность, несговорчивость, строптивость и вспыльчивость — было свойственно его характеру, и он совершенно не хотел его менять! Интересно, что со временем, именно эти характеристики и стали узнаваемой визитной карточкой его харизмы, и сделало его тем самым Титаном эпохи Возрождения.

О работе Микеланджело над Сикстинской капеллой написано довольно много и подробно. Но есть в Ватикане и еще один цикл фресок, не столь популярный, и не менее  интересный: это капелла Паолина. Заказ на роспись капеллы пришел от папы Павла III Фарнезе в 1542 году, по имени понтифика капелла и получила своё название. Росписи посвящены рассказу о жизни апостолов Петра и Павла. Святой Павел, как известно, много потрудился для того, чтоб христианская вера распространилась по всему свету. А апостол Петр своей жизнью подтверждает легитимность деятельности римских понтификов вообще. Так что, из всех христианских святых и последователей Иисуса именно они, пожалуй, самые значительные для Ватикана.

Годы работы на росписями капеллы Паолины для уже пожилого Микеланджело, к тому же, нагруженного проектированием купола Собора св. Петра, были непростыми. В отчетных документах фиксируются длительные перерывы в работе, связанные с болезнью мастера. Но все-таки к 1550 году фрески были закончены.

Сюжеты отразили основные события из жизни апостолов. В зрелый период своего творчества Микеланджело выступает как художник, великолепно чувствующий пластическую форму человеческого тела, его изгибов и живой восприимчивости. Но именно в этих фресках проявились образы болезненные, трагические, искаженные страданием, страхом, безнадежностью или злостью. Лица потрясают своей экспрессией, сравнимой, разве только с офортами Гойи, который работал два столетия спустя, или с немецким экспрессионизмом начала XX века.

Несмотря на то, что эти фрески расположены в самом сердце западной христианской церкви, по эмоциональному фону в них ощущается сомнение в Спасении человека, погрязшего во грехах и зле. И кажется, что будто бы художник задает этот вопрос апостолу Петру, но тот, распятый вниз головой на кресте, не выражает на своем лице любовь и смирение. Его облик суров и даже сердит, будто бы апостол и сам усомнился в пользе своих мук. Святой Павел, ослепленный Божественным лучом, будто отражает страдание и усталость самого Микеланджело. Так или иначе, несмотря на то, что краски, оставшиеся от росписи Сикстинской капеллы, использовались и в этой работе, но по символической ценности и духовному значению, эти образы получились совершенно иные.

Росписи капеллы Паолина были оценены не очень высоко, так Дж. Вазари, знаменитый бытописатель художников эпохи Возрождения, написал следующее:

«…всего-навсего произведения старого человека».

И еще одно: «Это были последние живописные работы и, как он мне сам говорил, с большим напряжением, ибо по прошествии определённого возраста живопись, и в особенности фресковая, становится искусством не для стариков». 

Больше Микеланджело никогда не возьмётся за кисти и краски, хотя проживёт ещё 14 лет. Видимо, в живописи именно в капелле Паолина он спел свою последнюю песнь.

Капеллу Паолина вновь торжественно открыл папа Бенедикт XVI в 2009 году после серьезной реставрации. Но все же на сегодняшний день эта капелла исключена из туристического маршрута, и попасть туда можно только по специальному приглашению.

__________________________________

  1. Паулуччи Антонино. Микеланджело и Рафаэль в Ватикане / пер.  Галина Харкевич Дозмарова. Музеи Ватикана: 2013

Архитектура и живопись. Часть II: Анри ван де Вельде и его универсальная домашняя среда

Архитектура и живопись. Часть I: прерафаэлиты и красный дом Морриса

Бельгийский архитектор и дизайнер мебели Анри ван де Вельде (Henry van de Velde, 1863 — 1957) настолько увлекся идеей единой эстетики пространства дома, что создавал для своей жены особые туалеты, которые должны были гармонировать с обстановкой интерьера.

Идея создания так называемого тотального дома была популярна в те дни, как среди поклонников, так и среди критиков, и тут можно вспомнить вот такой анекдот:

«Однажды он праздновал свой день рождения. Жена и дети подарили ему множество подарков. Он безмерно радовался их выбору и всем наслаждался. Но вскоре прибыл архитектор, чтобы правильно расставить вещи и решить возникшие вопросы. Он вошел в комнату. Хозяин радостно приветствовал его, так как многого от него ждал. Однако архитектор не обратил внимания на его радость. Он заметил нечто другое и побледнел. «Что это за тапочки вы надели?»— с болью воскликнул он. Хозяин дома посмотрел на свои вышитые тапочки и вздохнул с облегчением. На этот раз он чувствовал себя совершенно невинным. Тапочки были сделаны по оригинальному эскизу архитектора. Поэтому с оттенком превосходства он ответил: «Но господин архитектор! Неужели вы забыли? Вы же сами создали их!» «Безусловно!— загремел архитектор.— Но для спальни! Эти два невозможных цветовых пятна разрушают настроение этой комнаты! Разве вы этого не видите?» (Лоос. «История бедного богатого человека», 1900).

Так или иначе, являясь сторонником идей Морриса, Ван де Вельде считал, что искусство должно активно преобразовывать жизнь семьи, а через нее — и общества в целом. Он был уверен, что отдельный семейный дом является главным социальным инструментом, посредством изменения которого можно постепенно преобразить и сами общественные ценности.

«Безобразное,— говорил архитектор,— портит не только глаза, но также сердце и ум». 

Ван де Вельде как истинный сын Нидерландов, славящихся своим добротным, удобным, умеренно изысканным бытом, продолжал обустраивать бюргерский дом, только делал это в новой эстетике своего времени.

Если продолжить линию сравнений с живописью, то тут уместно вспомнить прихотливый изгиб форм в картине Фердиинанда Ходлера «День» (1898-1900).

Орнамент и орнаментализация в эстетике Ван де Вельде воспринимаются по-разному. Отрицая орнаментализацию, как не связанное с формой украшательство, художник воспринимал именно орнамент как основной элемент формы объекта:

«Пришло время, когда стала очевидной задача освобождения всех предметов обихода от орнаментов, лишённых всякого смысла, не имеющих никакого права на существование и, следовательно, лишённых подлинной красоты… Часть этого пути нами уже пройдена; эти стремления и породили ту английскую мебель, которая появилась со времен Морриса. Мы счастливы, что были этому свидетелями; у нас поднимается настроение, как у выздоравливающего, когда видим, что стулу, креслу или шкафу возвращены присущие им формы и внешний облик… [Раньше] платье и книги хранили в шкафах, похожих на храмы уменьшенных размеров, ходили по коврам, напоминавшим собой огромные охапки цветов, в которых можно было утонуть по колено, или изображавших озеро с плавающими лебедями, в котором, если бы мы имели дело с реальными вещами, следовало бы утопить всю нашу лживость и наше ничтожество». (1901)

Сильная антидекоративная направленность этого пуристского отношения к культуре еще резче обозначилась в 1903 г., когда ван де Вельде вернулся из поездки по Греции и Ближнему Востоку, пораженный силой и чистотой микенской и ассирийской форм Он пытался создать «чистую» органическую форму — такую, какая была возможна, по его мнению, лишь на заре цивилизации, в монументальных сооружениях — «жестах» человека неолита.

В некотором роде, такое обращение к первобытной непосредственности в выражении чувств, обращение к эстетическому опыту далеких цивилизаций происходило и у художников.

_____________________________________________________________________

По материалам:
* Фремптон К. Современная архитектура: Критический взгляд на историю развития/ Пер. с англ. Е. А. Дубченко; Под ред. В. Л. Хайта.— М.: Стройиздат, 1990.

* Ёдике Юрген. История современной архитектуры. Синтез формы, функции и конструкции. 1972

*  Интернет-ресурс