admin — Страница 53

Камиль Писсарро. Натюрморт с перцами.

Вообще-то, из всех периодов, стран и направлений я больше всего люблю натюрморты голландцев XVII века. У меня к их картинам какая-то непонятная привязанность, может, это «привет» из прошлой жизни…

Но, знакомясь ближе с другими странами и эпохами, я открываю для себя много нового и интересного. Думала сделать статью о Сезанне – невероятно знаменитом и талантливом создателе still life, но читая его биографию, выяснила, что учителем и наставником Сезанна был Камиль Писсарро. Этот бородатый старец, не расстающийся со своей трубкой «пейзажиста» тоже писал натюрморты. Вот в этот, с перцами, я влюбилась! И решила, раз так сложилось, пусть Сезанн уступит сегодня место Писсарро.

В этом натюрморте мы видим классическую композицию «пирамиды», чуть сдвинутой от центра – использование этой компоновки предметов в бесконечном множестве вариантов воспроизведено у голландцев. Но Писсарро вводит свой натюрморт в пространство интерьера – мы видим угол пестрой стены, цветастый ковер, в отличие от голландского «веще-центризма», здесь, в мире impression, солирует среда – свет, воздух, атмосфера. Интересен еще подбор предметов: по-осеннему спелые перцы, бутылка вина, и вроде как сахарница, если я не ошибаюсь. Опять-таки, такой набор вещей для голландцев совершенно невозможен, потому что нефункционален. Но в мире импрессионизма другая логика – цветовая и фактурная: глянцевый перец, гладкая поверхность сахарницы, и такое же горлышко бутылки, тут же шершавая плетенка, окутывающая бутылку, сахарницу – перекликается с деревом стола. Колорит, передача световоздушной среды, блики, аккорд зеленого и красного, дымка серо-голубого – это совершенно неповторимые особенности стиля Писсарро. Все очень логично.

Я неслучайно сравниваю этот натюрморт Писсарро 1899 года с натюрмортами «малых голландцев» далекого XVII века. Импрессионисты любили использовать старинную форму, и, кстати, не только в живописи, но и в музыке. В качестве иллюстрации, предлагаю Вам послушать менуэт — 2 часть из сонатины Мориса Равеля для фортепиано (fis-moll) .

P.S. Возвращаясь к натюрморту: горлышко бутылки чуть наклонено, думаю, художник нам показал то самое вино «Blanc de Blanc» с интересной историей. Однажды король Людовик XIV заказал к обеду бутылку «Blanc de Blanc». Вино было отличным, только горлышко у бутылки почему-то оказалось кривоватым. Разгневанный король потребовал к себе производителя. На вопрос, как он мог допустить такую оплошность, сообразительный винодел ответил: «Бутылка склоняется перед блеском Вашего Величества!» С тех пор все вина от Жан-Поля Шене и его потомков выпускаются с таким вот наклоненным горлышком.

Кузьма Петров-Водкин. «Селедка»

Этот натюрморт создан в 1918 году. Это было время испытаний для нашей страны, эпоха военного коммунизма и гражданской войны. Атмосферу того времени ярко иллюстрируют образы, созданные А. Блоком в поэме «Двенадцать», кстати, она была написана в том же 1918 году:

Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер —
На всем божьем свете!

Завивает ветер
Белый снежок.
Под снежком — ледок.
Скользко, тяжко,
Всякий ходок
Скользит — ах, бедняжка!

От здания к зданию
Протянут канат.
На канате — плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается — плачет,
Никак не поймет, что значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий — раздет, разут…
Старушка, как курица,
Кой-как перемотнулась через сугроб.
— Ох, Матушка-Заступница!
— Ох, большевики загонят в гроб!

В этом натюрморте все предметы сиротливо отделены друг от друга. Еды мало, влажный, ржаной хлеб не режут, он так и лежит пайкой — чтобы не разошелся на крошки. Селедка — набившая оскомину, надоевшая до тошноты, но все же, такая необходимая для поддержания физических сил истощенного организма. У Е.Замятина в рассказе «Икс» хорошо описано это селедочное спасение: «Все от восемнадцати до пятидесяти были заняты мирным революционным делом — готовили к ужину котлеты из селедок, рагу из селедок, сладкое из селедок». Шаткий мир России вот-вот опрокинется, будто неустойчивый стол с этим нищенским натюрмортом…
Прошло всего (или не всего, а уже или ровно — выбирайте сами) 90 лет. Сейчас мы живем совсем иначе, конечно, селедку до сих пор покупаем — целиковую или в баночках под различными соусами. Еды вдоволь, товара — тьма, у некоторых из нас даже появилась болезнь — шопоголизм — продолжая тему, очень рекомендую познакомиться с интересной статьей А. Лошака «Не просыпайся». И все же, при таком изобилии, мне почему-то кажется, что настроение натюрморта «Селедка» Петрова-Водкина удивительно актуально на сегодняшний день: современный мир так зыбок, что еще чуть-чуть и он опрокинется…

Здесь Вы можете ознакомиться с другими натюрмортами Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина.

Александр Лютов. «Тихая жизнь». Рисунки

АЛЕКСАНДР ЛЮТОВ
Ростов-на-Дону.

«ТИХАЯ ЖИЗНЬ»
РИСУНКИ

Жанр натюрморта остается популярным и в наши дни. Предлагаю Вам сегодня познакомиться с работами Александра Лютова. Его рисунки изображают still life — тихую жизнь вещей. Каждая сцена из жизни предметного мира передает особое настроение и образ: скромный, застенчивый букет полевых цветов, любовный дуэт бутылки и цветка в ночи на подоконнике, деловитые и нарядные чашки, ложки, блюдца, собравшиеся на вечернее чаепитие, монументальная айва… Да, мир вещей — это вовсе не мертвая натура, она оживает, потому что восприняла движение человеческого жеста, потому что сохранила теплоту воспоминаний, потому что впитала настроение художника. Небольшое замечание Александра Лютова, по-моему, точно определяет уникальность этого жанра: «Натюрморт «честный» и «нечестный» жанр одновременно. С одной стороны предмет представляет самого себя, с другой — то групповым портретом прикинется, то пейзажем или какой- нибудь баталией…»

Ян Дaвидс де Хем. Десерт.

ОСОБЕННОСТИ ЭМБЛЕМАТИКИ СТАРИННОГО НАТЮРМОРТА

ИЛИ ИГРА С СИМВОЛАМИ

Ян Давидс де Хем Десерт — Ян Давидс де Хем. Десерт 1640

Голландский натюрморт XVII века отличается не только идеальным мастерством художников, подбором изысканных и красивых предметов, вкусно изображенных булочек, окороков, фруктов и омаров. В наследие от средневековой культуры натюрморту XVII века досталась традиция изображать не просто вещь, а вещь-символ. Каждый предмет как часть макрокосма, несет на себе многослойную смысловую нагрузку, как например, музыкальный инструмент — символ музыки, слуха, гармонии, или мимолетности бытии (музыка бесплотна и исчезает без следа) греховности человека, стремящегося к развлечению светской музыкой. Или, к примеру, часы, саквояж (чемодан), потухшая свеча, череп — аллегория бренности бытия, как обозначали их в то время: memento mori или vanitas (суета). Срезанные цветы в вазе, сорванные фрукты на тарелке, убитые звери — это мир, созданный Богом, но измененный и преобразованный человеком. Но также фрукты, цветы, мертвая птица, рыба или какие-нибудь морские гады — могли обозначать времена года или космологические циклы стихий — огонь, воду, землю и воздух.
У натюрмортов того времени было также и морально-дидактическое истолкование. Подчас использовался воспитательный метод «от противного», когда показ пороков должен заставить зрителя задуматься о пути спасения. Изображение богато накрытых столов, изобилия, роскоши — все это призывало отказаться от излишеств, поделиться с бедными. О тщетности богатства в таких натюрмортах обычно говорят незаметные на первый взгляд символы: разбитый стакан, сломанная курительная трубка, догорающая свеча.
Помимо распространения эмблематики — наследия средневековой культуры, нужно упомянуть и еще несколько увлечений голландцев, которые возникли непосредственно в XVII веке — это так называемые «тюльпаномания» и «раковиномания», а также собирание всевозможных диковин, привозившихся из экзотических стран.
Как иллюстрацию к этому рассказу предлагаю Вам натюрморт Яна Давидса де Хема. Этот художник в своем творчестве осуществил синтез фламандской и голландской школ, так как некоторое время он жил и учился в Антверпене. От фламандцев де Хем перенял огромные, многоплановые, пышные композиции, которые занимают целые комнаты, с живописной драпировкой, иногда с пейзажами на заднем плане. А от голландской школы художник воспринял важную особенность — внимание к каждому предмету.
Одной из основных черт этой эпохи — эпохи барокко — была игра. Сохранились примеры игр-бесед, где победивший награждался титулом самого образованного и глубокомысленного участника. Художники в своих картинах тоже играли со зрителем — они без сомнения обращались не только к взгляду, но и к уму.

P.S. Об этом натюрморте один мой друг рассказал занятную историю. Будто бы однажды ночью охранник, проходя через зал, где находится эта картина (дело было в Лувре), увидел тень, которая проскользнула в полотно, и услышал тихий стон задетой лютни… (все вспомнили фильм «Ночь в музее»?). Правда или байка, но занятно. Я представила, как хитрец де Хем иногда приходит сквозь картину в наш век одноразовой посуды, яблок с вживленными генами свиньи, макарон быстрого приготовления… Посмотрит на все это безобразие и сломя голову бежит в свой родной XVII век…

Берта Моризо. Натюрморт с разрезанным яблоком.

Сегодня мне бы хотелось вам представить натюрморт, написанный не художником, а художницей, удивительно обаятельной и талантливой женщиной Бертой Моризо. Она родилась в 1841 году, в городе Бурж, в респектабельной буржуазной семье. Родители собирались дать ей хорошее «женское» образование — музыка, языки, литература, живопись… Узнав о решении дочери профессионально заниматься живописью, они повели себя на удивление мудро — не запретили ей этого. Подобное родительское решение было действительно мудрым и смелым, ведь общество художественной богемы того времени могло скомпрометировать репутацию благовоспитанной девушки. Общаться на пленэре с художниками-мужчинами неприлично, писать ню еще более неприлично — предрассудки того века были невероятно сильны. Но Берта Моризо, в отличие от многих талантливых женщин того времени, не выдержавших обвинения в «неприличности», пренебрежительные нападки критиков (как, например, случилось с ее сестрой), смогла устоять в выборе своего жизненного пути. Она продолжала заниматься живописью и после замужества, и после рождения дочери. Художница принимала участие в выставках импрессионистов, в своем творчестве она обрела профессионализм, узнаваемость и индивидуальность. Чаще всего Моризо писала женщин, женский мир материнства, дружбы, общения с природой, женщин прихорашивающихся, за туалетом, ловящих бабочек, вышивающих, читающих, размышляющих, позирующих…
Представленный натюрморт с разрезанным яблоком написан художницей в 1876 году. В этом жанре Моризо работала редко. Возможно, оттого, что подвижный мир человека ей был ближе, чем статика предметного мира. Но даже в этой незамысловатой компоновке вещей чувствуется энергия и движение: в игре бликов на стеклянном графине, в только что разрезанном яблоке, еще не успевшем потемнеть и еще слегка покачивающимся, в отражениях полированного стола. И в то же время все компактно и гармонично, потому что все предметы собраны в круг и им вторит круг стола, потому что теплый дневной свет обволакивает контуры вещей, потому что колорит скромен и продуман. Никаких специальных, редких, красивых, изысканных предметов, эта группа обычных вещей, превратившихся в шедевр, благодаря таланту смелой и скромной женщины — Берты Моризо.

И в дополнение к этому прекрасному натюрморту предлагаю вам послушать прелюдию французского композитора-импрессиониста Клода Дебюсси: «Девушка с волосами цвета льна»