Все утра мира уходят безвозвратно…

Мне бы хотелось посвятить эту статью памяти Гийома Депардье, который умер совсем недавно. Я смотрела лишь один фильм с этим актером, но впечатлений было достаточно, чтобы опечалиться, услышав трагическую новость о смерти Гийома. Фильм «Все утра мира» по одноименному роману Паскаля Киньяра. Кто не смотрел, посмотрите. Советую!
О чем он? О любви, о смерти, о жизни, о музыке, о славе, о далеком XVII веке, о Франции. Гийом и Жерар Депардье, сын и отец, играют там одного того же героя в молодости и в старости – композитора Марена Маре. По легенде Паскаля Киньяра молодой г-н Маре приходит в дом композитора и исполнителя г-на де Сент Коломба, чтобы учиться игре на виоле да гамба. Учил де Сент-Коломб по нашим меркам своеобразно. Однажды, он привел молодого Маре в мастерскую художника г-на Божена и сказал: «Прислушайтесь к звуку кисти… Сейчас Вы познали технику ведения смычка». Другое время – другие масштабы…
Теперь о том, почему я представляю Вам этот, на первый взгляд ничем не примечательный, лаконичный по форме, аскетичный по цвету, натюрморт Божена. В фильме «Все утра мира» предлагается интереснейшая история его создания. Натюрморт оживает из реального интерьера, каждый предмет связан с ежедневной жизнью и переживаниями, которые ее наполняют. Возможно, в реальности были и такие истории создания картин. Но нам о них не суждено знать, потому что тайну души прочно хранят вещи под молчаливо-утилитарным панцирем материальности. Для нас эти вафли – кулинарный изыск XVII века, а для художника или заказчика – это, возможно, символ страдания и любви.

У Сент Коломба и Маре складываются непростые взаимоотношения. Они расстаются надолго. Маре увлекает блистательная карьера музыканта при дворе Людовика XIV. А его учитель де Сент Коломб остается творить музыку в своей деревне. И спустя много лет происходит их встреча вновь:
— Сударь, могу ли я попросить вас дать мне последний урок? – спросил Маре.
— Сударь, могу ли я попытаться дать Вам первый урок? – возразил ему Коломб, — Музыка нам дана просто для выражения того, что не может выразить слово. В этом смысле она не вполне человечна. Уразумели ли Вы, наконец, что она не годна для королей?
— Я уразумел, что она годна для Бога.
— И Вы заблуждаетесь, ибо Господь говорит.
— Тогда для слуха людского?
— То, о чем, я не могу сказать, не годится и для слуха, сударь.
— Значит, для золота?
— Нет, ибо восхваляются одни лишь имена.
— Для тишины?
— Она – оборотная сторона речи.
— Для соперников-музыкантов?
— Нет!
— Для любви?
— Нет!
— Для сожаления о любви?
— Нет!
— Для того, чтобы забыться?
— Нет и нет!
— Быть может, для вафли, протянутой кому-то невидимому?
— Тоже нет. Что такое вафля? Она видима. Она имеет вкус, она съедобна. И стало быть, она ничто.
— Ну, тогда я не знаю, сударь. Я полагаю, что и мертвым надобно оставлять стакан с вином…
— Вот это уже ближе к истине.
— Чтобы те, кто навеки утратил свою речь, могли омочить губы. Для тени умершего ребенка. Для стука молотка сапожника. Для жизни, предшествующей младенчеству. Когда еще не дышишь воздухом. Когда еще не видишь света.
Когда-то для Любена Божена, для Сент-Коломба, Марена Маре, а теперь и для Гийома Депардье настало последнее утро жизни. Но в мире живых остались картины, музыка, фильмы… Давайте радоваться, что пока у нас есть возможность встречать утра мира.

Здесь вы можете послушать концерт 44 «Могила скорбей» де Сент Коломба для виолы да гамба в исполнении Хили Перл.