Что здесь страшнее: ужас или красота?
Когда искушают по-настоящему, присылают целую труппу!
«Пейзаж с искушением святого Антония» Иоахима Патинира — это многослойная мистерия, и каждое видение здесь как новый акт в пьесе о падении и спасении, разворачивающийся на фоне грозящего миру апокалипсиса.
Акт первый. Обман близости
На переднем плане мы видим кульминацию. Антоний теряет равновесие, побеждённый натиском реальности. К нему склоняются красивые женщины в платьях по последней фламандской моде. Одна протягивает яблоко изящной рукой, приглашая в их понятный, роскошный, чувственный мир. Рядом суетится уродливая старуха, а сзади обезьянка-черт тянет одежду Антония. Соблазн тут красив, но за молодостью прячется старость, а за человеческим обликом — животное начало. Их запах — это дорогие восточные благовония, пудра, молодая кожа и сладкая гниль перезрелого плода.
Акт второй. Искушение толпой
Справа, на реке, мы замечаем следующий уровень. Лодка с обнажёнными девицами и мужчинами — это образ коллективного, почти языческого веселья. От этого зрелища святой убегает. Бегство показывает, что искушение его задело, вывело из равновесия. Этот акт пахнет влажным речным туманом, потом, перебродившим пивом и воском ночных светильников.
Акт третий. Кошмар немощи
На третьем плане, в закопчённой палатке, черти почти связали Антония. Это искушение отчаянием, физической немощью, ощущением проигранной борьбы. Он связан, но ещё не сломлен. Воздух здесь пропитан запахом гари, страха и холодного железа.
Небеса, разодранные монструозной битвой, трубят над всем этим враждебным пейзажем. Скалы смотрят как стражи преисподней, а свет лишь выхватывает новые ужасы. Перед нами вселенная, где сама природа стала инструментом пытки.
Чем пахнет эта вселенная целиком?
Это был бы диссонирующий парфюм: озоновый заряд грозы и горькая зелень в начале, приторная сладость фрукта, яблока, с пудрой, кожей и дымом в сердце, влажная глина, холодный камень и горелая ветошь в основе.
Художник показывает разную природу искушения. Сначала соблазнил красотой и удовольствием, потом вызвал панику и заставил бежать, и наконец, скрутил в темноте, воспользовавшись усталостью. Святой, падающий, бегущий и связанный, проходит через все круги испытания. Но мне кажется, что его победа — не в триумфе, она в том, чтобы, пройдя через все три акта этого адского театра, в конце концов просто остаться собой.