обманки — onaturmorte.ru

Место: вместо и вместе

Питер Янссенс Элинга, Питер де Хох (Хоох), Самюэль Хогстратен —
голландские художники середины XVII века, которые работали в жанре натюрморта, интерьера, бытовых зарисовок, а кроме того, создавал «перспективные» ящики. И даже по датам жизни они почти ровесники. Пересечение судеб этих художников приводит их похожим творческим результатам.

Элинга, Питер Янссенс. Перспективный ящик. Музей Бредиус, Гаага
Элинга, Питер Янссенс. Перспективный ящик. Музей Бредиус, Гаага
Элинга, Питер Янссенс. Интерьер с музицирующими, частная коллекция
Элинга, Питер Янссенс. Женщина за чтением. Старая пинакотека. Мюнхен
Элинга, Питер Янссенс. Комната и подметающая служанка, 1670-е, Государственный Эрмитаж

В их живописных интерьерах — предельно точных в своих перспективных построениях — человек будто лишь соизмеряет интерьер. Действительно, «человеческий» герой здесь вовсе не главный, он обобщён и показан как-то в целом. Тут нам не важна игра эмоций на лице или едва заметное подрагивание руки, здесь нет микрожестов. Зато в изобилии представлены подробности и детали быта, своеобразная полифония образов живого и неживого мира, уравненного в правах.

Питер де Хох. Хозяйка и служанка. 1661-63, 53×42, х.м., Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж.
Питер де Хох. Мужчина, вручающий даме письмо. Рейксмузеум
Питер де Хох. Женщины в интерьере. Рейксмузеум
Питер де Хох. Игроки в карты в интерьере. Лондон, Виндзорский замок
Питер де Хох. Дворик. Лондонская национальная галерея
Питер де Хох. Женщина и девочка в интерьере. Рейксмузеум

«В картинах (де Хоха) нет содержательной доминанты: все равноценно по значению. Жизнь людей и вещей — подлинный поток жизни. Дело в нем, а не в конкретных составляющих его событиях. В сумме, а не в слагаемых»[1].
Соглашусь, что то же самое можно сказать и об интерьерах Элинга и Хогстратена.

Но даже не мебель, не предметы, не декор изучается тут художником, его интересует именно пространство дома! Голландцы вообще были увлечены изучением пространства, выстроенного человеком, мастерски изображая не только камерные интерьеры жилых комнат, но и просторные церковные нефы, и перспективу городских улиц. Здесь происходит осмысление места человека в урбанистическом мироустройстве: вместо человека и вместе с ним.

В этих интерьерах можно просторно двигаться – широко размахивая щеткой, подметать, ходить из комнаты в комнату, подниматься по лестнице. Маршрут путешествия по этому микромиру человеческого быта извилист и интересен. Двери открыты – сквозь них можно попасть в другую комнату или на улицу, во внутренний дворик. Планировка комнаты понятна: окно, а рядом с ним и напротив зрителя – дверь. Эта схема найдена идеально, ведь она заставляет нас «идти», разогревая наше любопытство и инстинктивную потребность в движении, особенно когда путь ясен и свободен. Маршрут движения в этих интерьерах витиеват: можно повернуть за угол, можно идти прямо, можно остановиться. За внешним ощущением замершей жизни скрыта потенциальная возможность движения.

«В открытую дверь кладовой видна комната с портретом мужчины на стене и в отворённое там окно – стена соседнего дома. Сквозь арку на другой стороне канала, видного в распахнутое окно, проглядывает не то двор, не то уже другой, параллельный, канал. Все это безошибочно опознаешь, гуляя по Амстердаму и его пригородам»[1].

Самюэль ван Хогстратен. Перспективный ящик с натюрмортом. Детройтский институт искусств
Самюэль ван Хогстратен. Перспективный ящик с натюрмортом. Детройтский институт искусств
Самюэль ван Хогстратен. Тапочки. Лувр
Самюэль ван Хогстратен. Перспективный ящик. Лондон. Национальная галерея

[1] Вайль. П. Гений места, М., 2007, стр. 131-133

Я сам обманываться рад!…

Тема обманок, визуальных иллюзий, оптических эффектов динамично развивалась на протяжении XVII-XVIII веков в голландской культуре. Открытия в области математики, географии, биологии, физики и в том числе оптики в Европе XVII века не могли не повлиять на сюжетное разнообразие в живописи. Появились ботанические натюрморты; изображение учёных в кабинете и за работой; натюрморты-кунсткамеры. Новые (или хорошо забытые старые) технологии помогали писать картины. Известно, что для создания своих полотен голландские художники использовали специальное приспособление, камеру обскуры, которая помогала фотографически реалистически точно запечатлеть перспективу и глубину пространства.

Франс Франкен II. Собрание произведений искусства и диковин, около 1636. Вена, Музей истории искусств.

Подобные устройства и открытия в области оптики и геометрии, позволяли художникам создавать объёмные изображения, выходя за рамки возможностей живописи. Обманки в живописи заигрывают с сознанием зрителя, когда реалистический метод «как в жизни» доводится до иллюзионистских фокусов. Это вполне обосновано традициями эпохи барокко, где такие художественные средства, как игра, иллюзия, обман достигли своего апогея.

Самюэл ван Хогстратен. Обманка, середина XVII века
Самюэл ван Хогстратен дверца шкафа с туалетными принадлежностями 1655

Камера обскура — приспособление прикладное, и, казалось бы, реализм голландцев дошёл во всех жанрах живописи до предела фотографии, но нет, хотелось чего-то ещё… Художники в союзе с учёными вышли на создание совершенно новых арт-объектов: волшебные фонари и ящики «Peepshow» – конструкции, представляющие уникальные эксперименты с оптическим воспроизведением трёхмерного пространства.
А вот это уже забавные курьёзы! «Волшебные ящики» — прямоугольные деревянные коробки, в которых отсутствовала одна стенка. Внутренние стенки коробки были особым образом расписаны: интерьера, пейзажи. В стенах ящика было просверлено отверстие, через которое рассматривали картинку. Эффект заключался в том, что если зритель смотрел в отверстие, то мог видеть трёхмерное изображение, если через отсутствующую стенку – то изображение не формировалось. Самым знаменитым автором-создателем таких ящиков был Самюэль ван Хоогстратен, голландский живописец, гравер и литератор. В основу таких оптических устройств был положен принцип анаморфоза[1].

Самюэль ван Хоогстратен. Вид интерьера голландского дома. 1655-60. Дерево, масло, 1655-60 г., 58 x 88 x 60,5 см. Национальная галерея, Лондон.

Появившиеся в XVII веке так называемые «волшебные фонари» (Laterna magica) были самостоятельными приспособлениями, передавали картинку трёхмерного изображения[2]. Изобретение «волшебного фонаря» принадлежит, вероятно, голландскому учёному Христиану Гюйгенсу (Christiaan Huygens). Математик Томас Вальгенштен (Thomas Walgensten) впервые ввёл в обиход термин Laterna magica и стал главным популяризатором аппарата, путешествуя с показами по городам Европы. Но все-таки большую популярность Laterna magica обрели к XVIII веку, самым известным создателем гравюр для этого аппарата в Голландии можно назвать Хендрика Схеюрлейра (Hendrik Scheurleer (1734 — 1768), жившего в Гааге и создавшего серию гравюр – пейзажей этого города и окрестностей. Вот вам почти прообраз киноаппарата. До движущихся картинок осталось совсем немного времени…

Кадры для «Волшебного фонаря»
Гравюра
Хендрика Схеюрлейра, вид Гааги 1759 года
волшебный фонарь

1] Анаморфоз — оптическое явление, вследствие которого происходит искажение изображения; например, отношение высота-длина не совпадает с видимой реальностью. Это деформированное изображение, вытянутое в высоту, в длину или в глубину, составляет нечто вроде оптического ребуса, разгадать который можно, если смотреть с определенной точки зрения, корректирующей изображение, или с помощью цилиндрического или конического зеркала, которое размещено перпендикулярно изображению.
[2] Волшебный фонарь — проекционный аппарат и состоит из деревянного или металлического корпуса с отверстием и/или объективом, в корпусе размещён источник света: в XVII в. — свеча или лампада, позднее — электрическая лампа. Изображения, нанесенные на пластины из стекла в металлическом, деревянном или картонном обрамлении, проецируются через оптическую систему и отверстие в лицевой части аппарата. Источник света усилен с помощью рефлектора. Часто снабжён кожухом для обеспечения циркуляции воздуха. Оптический принцип laterna magica является обратным принципу камеры-обскуры.

P.S. В Государственном Эрмитаже проходит выставка «„Не верь глазам своим“. Обманки в искусстве». Создатели экспозиции впервые объединили обманки и имитации в декоративно-прикладном искусстве и живопись trompe-l’œil.

Шкаф-обманка

Шкаф с сосудами и книгами. Мастер из северной Германии. 1535-40, масло, дерево, 106х81 см, Музей Унтерлинден, Кольмар, Франция

Возвращаюсь к теме trompe-l’oeil, сегодня предлагаю вам познакомиться с красивым и загадочным натюрмортом XVI века. Этот шкаф-обманка довольно больших размеров для натюрмортной живописи на деревянной основе того периода. Уже этот факт делает работу уникальной. Композиция проста и лаконична, преобладают прямые и параллельные линии. Есть предположение, что здесь изображен шкаф врача, но располагались ли эти предметы в реальном шкафу таким образом — никто сказать не может. Верхняя часть шкафа прикрыта створками, и в этой своей «приоткрытости» и «недосказанности» представляет для зрителя интерес, как тот запретный и закрытый плод, который, как известно, сладок. Но основной театр действия этого натюрморта располагается на нижней полке. Стеклянный графин, несколько различной формы кувшинов, плетеный сосуд, деревянная коробка и на ней: магический камень-безоар, который использовался в медицине в те времена, привозился из Восточной Индии. Добывался этот камень из желудков животных, считалось, что беозар может спасать от ядов. В XIX веке лечебные свойства безоара посчитали вымыслом, однако уже в XX было обнаружено удивительное свойство камня активно поглощать соединения мышьяка. Медицинский подтекст этого натюрморта поддерживают и другие предметы: на фляжке, висящей на гвозде, мы видим надпись «fur zanue» — от головной боли. На цилиндрической формы кувшине мы можем разобрать надпись восточного шрифта «Halzme…» — похоже на «боль в горле». Есть версия, что эта картина, будучи «обманкой», традиционно имела функцию, например, створки реального шкафа. Но перспектива изображения немного искажена, для того, чтобы зритель смотрел снизу, и, можно предположить, что это была самостоятельная картина, висящая на стене.

История атрибуции этого still life не менее загадочна, чем его содержание. Первоначально считалось, что это мастер из южной Германии, работавший в 1470 году, но экспертиза показала, что работа не может датироваться раньше 1535 года. И потом, древесина дуба с балтийского моря могла быть использована либо нидерландским, либо северо германским художником. С другой стороны, изображенный шкаф стилистически уж очень стар и готичен для XVI века, а железные детали замка и ключа не были распространены ни на юге, ни на севере Германии. Так что, история создания этого натюрморта остается не ясной, но тем притягательнее сам still life.

P.S. Для более полной информации об этом натюрморте можно почитать книгу «The Magic of Things». Издательство: Hatje Cantz, 2008 год.

Trompe l’oeil или иллюзия обманок

Корнелиус Гийсбрехтс, натюрморт, вторая половина XVII века

Корнелиус Гийсбрехтс, натюрморт с автопортретом, 1663 г.

Самюэл ван Хогстратен. Дверца шкафа с туалетными принадлежностями 1655 — Самюэл ван Хогстратен. Обманка, середина XVII века

Г. Коржев. Самовар в белом ящике. 1986 г.

Н. Смирнов. Памяти Александра Блока. 1978 г.

Художники разных эпох состязались с природой желая создать идеальную иллюзию реального мира. Есть легенда, что Зевксис, знаменитый греческий живописец из Гераклеи, как-то раз изобразил виноградные гроздья, к которым устремлялись голуби, чтобы клевать ягоды. Греки приводили этот пример как иллюстрацию триумфа искусства.
Не могу согласиться с бытующим мнением, что воссоздание фотографической точности реальности – смысл изобразительного искусства. Но проявление этого принципа в живописи мы можем наблюдать в разные времена. Например, вид натюрмортов – «обманки». Особенно они были распространены в 1650-60-е года в работах «малых голландцев». Это могло быть рабочее место художника, доска с записками, письмами, набором канцелярским принадлежностей и всяких нужных мелочей, предметы охоты, туалетные принадлежности. В этих натюрмортах отражен абсолютно реальный предметный мир голландского бюргерства: вещи в своих подлинных размерах и объеме, различной фактуры и цвета. Мастерство художника настолько виртуозно, что нам так и хочется еще чуть-чуть отодвинуть шторку, ощутить плотность бумаги или натяжение тесьмы, взять записку, чтобы рассмотреть быстрый почерк и разобрать слова. Я бы сказала, что это «обманки» для рук, символ осязания. Кстати, это уникальное и неповторимое явление голландской живописи – вещественный мир воспевается и делается главным героем.
Не знаю, можно ли назвать «обманкой» натюрморты современных художников. Конечно, по композиции очень похоже – стена, стол, шторка, старые вещи. Такая же реалистичность в исполнении. Но здесь важны не вещи, а образы. Образ Блока, образ далекого XIX века, ушедшего в прошлое со своими романсами, балами, фотографиями. Здесь представлен не подлинный уголок среднего горожанина, а театр вещей-символов, мечта, греза.
А если задуматься, что реальнее – материальный мир предметов или воспоминание? Вопрос философский…