Незаметное чудо

Хочется войти в эту картину или подождать? Что чувствуете? Чем пахнет? Что это для вас?

Две фигуры стоят в очереди, в центре всеобщей суеты, которая их будто не касается. Мужчина с пилой на плече, женщина — на ослике. Брейгель делает так, чтобы мы не узнали их, чтобы мы смотрели на них, как на обычных бедняков в этой толпе, пришедших поставить галочку в бюрократическом отчёте габсбургской римской империи. Скрытность главных героев может быть связана со временем создания картины, 1566 годом, иконоборчеством, когда католики часто были вынуждены исповедовать свою веру тайно.

Вифлеем Брейгеля — это фламандская деревня, застывшая в хрустальный, ледяной день. Здесь ждут мессию? Нет, здесь режут свинью. Дети катаются на коньках по льду, вмерзшему в деревенский пруд. Люди греются у костра. Небольшой, изолированный дом справа от центра предназначен для прокаженных. Разрушенный замок в правом верхнем углу и небольшая церковь в левом верхнем углу могут быть символами Ветхого и Нового Завета, а могут быть просто приметами времени.

Мир настолько погружён в свои будничные дела, что чудо становится в нём невидимым. Оно приходит не в сиянии и ангельских песнопениях, а в виде усталой пары, которая должна заплатить налог за то, чтобы родить Спасителя мира. И в этом вся безжалостная мудрость художника.

Какой запах мы чувствуем, глядя на эту сцену?
Это не ладан и не смирна. Это запах ледяного воздуха, в котором висит дым из десятков печных труб.
Это адреналиновый дух крови свежезабитой свиньи, смешанный с запахом мокрой шерсти и снега.
Это восковый чад от свечи в окне и далёкий аромат тёмного пива, доносящийся из таверны «In die Swane» («В лебеде»), причудливо устроенной в дупле дерева.
Это запах жизни, грубой, настоящей, неочищенной.
Брейгель будто говорит: «Бог пришёл не в храм. Он пришёл к каждому из нас, даже на перепись населения, в толчею, в грязь, в бюрократию. Он прошёл тем же путём, что и все. И никто не обернулся».

«Перепись в Вифлееме» — это притча о неведении. О том, как мы, погружённые в свои свинарники и ледовые катки, в свои долги и отчёты, можем пропустить самое главное. Оно будет стоять смиренно в очереди рядом с нами, и мы, занятые своими делами, даже не поднимем глаз.

Простите, если это вас абьюзит, как говорится, но, мне кажется, что все мы до сих пор — в том Вифлееме…

Если вернуться к парфюмерным ассоциациям, то мне вспомнился Lalique «Encre Noire», он дает ту самую мрачноватую, влажную, минеральную глубину зимнего пейзажа Брейгеля. И еще фотореализм Demeter «Snow», это и есть тот самый запах первого чистого снега, морозного воздуха и лёгкой ледяной пыли. Он однонотный, простой, но фоторелистичный.

Охотники на снегу. Ритуал возвращения

Пейзажи Питера Брейгеля малы по размеру, но затягивают зрителя без спросу. И с первого шага понимаешь: здесь царит свой закон. Его диктует не человек, а глухая, хрустящая тишина после метели. Мир Брейгеля в «Охотниках на снегу» — это вселенная, затаившая дыхание в зимней спячке.

Спускаясь с холма, охотники возвращаются в лоно общины. Они идут с пустыми руками, с усталыми собаками. Они не покорители пространства, а его часть, такая же, как голые ветви деревьев на склоне. Их неудача вписана в порядок вещей, как вписан в него закат или восход.

Брейгель выстраивает этот замерзший космос с математической точностью. Диагональ холма ведет взгляд вниз, к поселению. Замёрзшая река рассекает пространство, уводя к сизым горам на горизонте. Вертикали деревьев и колоколен прошивают белизну снега, как пунктирные линии нотного стана. А бесчисленные фигурки на льду — словно лёгкие музыкальные украшения, оживляющие монотонный бас зимнего пейзажа.

Над всем этим нависает небо. Оно того же сложного оттенка, что и замерзшая вода. Оно не обещает перемен, но констатирует факт: зима, холод, пауза. В Европе никогда не было так холодно, как в те века…

Посмотрите за окно сейчас, там так же? А теперь еще раз внимательнее, сквозь серую дымку декабря?
Да, в этой паузе кипит сосредоточенная, экономная жизнь. Дымок из труб говорит нам о тепле в домах. Люди рубят и везут хворост, разводят огонь. Это не борьба со стихией, а сотрудничество с ней. Знание её правил. Ритм жизни.

Этот пейзаж обладает ольфакторной памятью.
Он хранит запах колкого морозного воздуха, обжигающего ноздри.
Дым сырых поленьев из печных труб.
Терпкий дух мокрой собачьей шерсти и опаленной щетины свиньи.
Лёгкое дыхание ледяной воды и промёрзшей земли.
Это запах принятого миропорядка. Здесь нет ужаса перед зимой, только уважительное и стоическое сосуществование с ней.

Глядя на это полотно, я понимаю, что тут не посторонний зритель. Я — одна из тех малых фигурок на льду, навсегда вписанная в этот безупречный, холодный и безмерно мудрый замысел природы и художника.

Чувствуете?

Небольшой доклад на тему подлесков

Тема предстоящего сообщения связана с примером чрезвычайно яркого проявления барочного натурализма второй половины XVII века, до сих пор, однако, не получившего подробного освещения в мировом искусствоведении. «Sottobosco» – дословно с итальянского «подлесок» — поджанр живописи, изображающий древесный полог и яростные схватки зверей. Подлески объединяют в себе признаки цветочного натюрморта и пейзажа. Наиболее ярко и разнообразно эти сюжеты проявились в творчестве голландского художника Отто Марсеуса ван Схрика (1619/20–1678), создавшего в своих живописных работах яркие, выразительные образы змей, лягушек, жаб, насекомых – тех, кто считался низшими тварями, недостойными внимания науки и искусства.

Появление столь достоверного изображения животных и растений стало возможным благодаря непосредственному общению ван Схрика с природой. Для того чтоб работать с натуры, запечатлевая подробный облик и повадки животных, художник организовал домашний террариум, где выращивал рептилий, амфибий, насекомых, а также грибы. Художник общался и дружил с ученым Яном Сваммердамом, совершившим ряд важных открытий в анатомии насекомых.

Отношение художников и ученых в Европе XVII века к ядовитым тварям, чей облик имел негативные библейские отсылки и, в целом, казался загадочным и неприятным, заметно менялось. Мотивом для изучения животных и растений в это время становится не только их польза, но и они сами, как часть новой целостной механистической картины мира.

Одновременно с естественно-научной достоверностью, изображенные сцены поражают своим накалом эмоций, сложными ракурсами, контрастами освещения, таинственными сценами в ночи, эмблематическими отголосками — все это передает сложное, противоречивое мироощущение человека эпохи барокко, создает единый символ быстротечности жизни, vanitas.

Подлески нашли свое воплощение в творчестве и других живописцев: Рахел Рюйш, Кристиана Янса ван Стрипа, Маттиаса Витхоса, Мелхиора де Хондекутера и других. Живопись этих мастеров украшает коллекции музеев Европы, а также представлена и в экспозициях российских музеев.

Несколько слов о коллекции натюрмортов Дэйзи Уорд

Возрождение интереса к голландским натюрмортам вообще и цветочным в частности происходит в начале XX века, картины дорожали на аукционах, а коллекционирование натюрмортов стало почти модой. Художественными обществами и арт-дилерами Нидерландов и Бельгии было организовано несколько небольших выставок натюрмортов. Наиболее знаменитым собирателем цветочных натюрмортов стал Питер де Бур, открывший в 1922 году в Амстердаме галерею старых мастеров (Kunsthandel P. de Boer). В 1939 году великолепная коллекция нидерландских натюрмортов, принадлежавшая художнице Дейзи Линде Уард, оказалась в Музее Эшмола, в Оксфорде. Несколько позже, в 1966 году, значительная часть коллекции Генри Роджерса Бротона попала в Музей Фицуильяма в Кембридже.

Дэйзи Линда Уард (1883-1937) урожденная Треверс, была художницей, работавшей в жанре цветочного натюрморта, вдохновлялась работами фламандцем и голландцев. Она вышла замуж за немца, Теодора Уильяма Холзапфеля (Theodore William Holzapfel), но в годы второй мировой, они сменили имя на Уард. 

Вот некоторые натюрморты из коллекции Уард:
(c) The Ashmolean Museum of Art and Archaeology; Supplied by The Public Catalogue Foundation.

Фред Майер, искусствовед, говорит о том, что мистер Уард, покупая в 1920-е годы цветочные натюрморты голландских мастеров 17 века очень дешево, стеснялся своего выбора и говорил, что приобретает эту живопись для коллекции жены. Удивительно, что на сегодняшний день коллекция Уардов стоит целое состояние, а, возможно, и вовсе бесценна.

  • Fred G. Meijer: The Collection of Dutch and Flemish Still-life Paintings Bequeathed by Daisy Linda Ward (The Ashmolean Museum Oxford. Catalogue of the Collection of Paintings), Zwolle: Waanders Uitgevers 2003, 336 S.
  • Segal S., Alen K. Dutch and flemish flower pieces: paintings, drawings and prints up to the nineteenth century. In 2 vol. Leiden-Boston: Brill, 2020. P. 1232
  • https://en.wikipedia.org/wiki/Daisy_Linda_Ward

Раковины моллюсков в голландских натюрмортах XVII века

В журнале «Художественная культура» вышла моя статья про изображение моллюсков натюрмортах голландцев.