Профессии и занятия. Часть 1. В мастерской ювелира

Этим рассказом я бы хотела начать новый цикл статей, посвященных разным профессиям и ремеслам, натюрмортам и интерьерам, которые сопровождают мастеров, а также традициям их изображений в живописи от средних веков до барокко. Приглашаю вас сегодня в мастерскую ювелира. А как известно, главным ювелиром в Европе средних веков был мастер Элигий.

St. Eligius 15th century illumination From f. 17 of British Library MS. Egerton 859
St. Eligius. 15th century illumination From f. 17 of British Library 

Святой Элигий — просветитель Фландрии, архиепископ Лиможа. Родился около 588 г., пришел в Париж как золотых дел мастер (поэтому считается патроном кузнецов и золотых дел мастеров) и вскоре достиг большого влияния при дворе короля Дагоберта. Он помогал церквям, монастырям и бедным. После смерти короля Дагоберта Элигий вступил в духовное звание, а затем принял сан епископа Нойонского. Будучи в этом сане, он оказывал большое влияние на церковные дела франкского государства и проповедовал евангельское учение варварам на бельгийском берегу. Умер 30 ноября 658 или 659 г. в Нойоне.

На этой миниатюре XV века мы видим св. Элигия с молотком и наковальней в условном пространстве, где лишь в общих чертах обозначена мастерская. Почему здесь находится конь — об этом рассказ ниже.

Sandro Botticelli, Miracle of St. Eligius 1490-92 Tempera on panel, 21 x 269 Galleria degli Uffizi, Florence
Sandro Botticelli, Miracle of St. Eligius 1490-92 Tempera on panel, 21 x 269 Galleria degli Uffizi, Florence

На картине Боттичелли — детальное изображение пространства, печь, кузнечные инструменты. «Золотая легенда» гласит, что однажды в мастерскую к Элигию ворвался конь, одержимый дьяволом. Святой Элигий отрезал у непокорного коня ногу, подковал копыто и приставил ногу на место — и всё это не пролив ни капли крови, с помощью крестного знамения. Дьявола на картине Боттичелли изображает женщина в зеленом с рогами. Если вдуматься — перед нами страшная сцена.

Jacopo Chimenti (Empoli) 1640 г. The honesty of Saint Eligio
Jacopo Chimenti (Empoli) 1640 г. The honesty of Saint Eligio

На картине мастера эпохи барокко, Якопо Эмполи, мы видим другой сюжет, связанный с жизнью Элигия. Когда он получил заказ на золотой трон от короля Хлотаря, то из выделенного материала сделал два трона. Этот  случай говорит о честности мастера и именно этот сюжет изображен в картине Эмполи. Два трона, на которые указывает заказчик и чуть поодаль, слева — сам Элигий. На стене комнаты художник создает подробный натюрморт с молотками, щипцами и уже готовыми изделиями ювелирного искусства.

Мастерская св. Элигия. Неизвестный мастер 15 век, 11,5 x 18,5 см. Рейксмузеум, Амстердам. а
Мастерская св. Элигия. Неизвестный мастер 15 век, 11,5 x 18,5 см. Рейксмузеум, Амстердам. 

Эта гравюра неизвестного мастера представляет особенный интерес, потому что насыщена деталями и тут мы можем найти особенно интересные подробности still life повсюду. Здесь много как обычных предметов быта: корзина, табурет, стол и стулья, горшок с цветком на окне, так и особенных, специальных предметов, имеющих отношение к ремеслу. Ответить на вопрос — почему в этой мастерской столько животных — я не могу, может, вы мне подскажете? Я заинтересовалась, что это такое странное делает подмастерье Элигия — тот, что слева на картине. И вот здесь ответ нашелся, выяснилось, что он вытягивает тонкую проволоку из волочильной доски — как сама техника, так и прибор существуют и сейчас в ювелирном деле.

ВОЛОЧИЛЬНАЯ ДОСКА draw plate
ВОЛОЧИЛЬНАЯ ДОСКА draw plate

Девушка выбивает штампованный рисунок или тиснение на изделии, мужчина рядом с ней — формирует контуры окружности с помощью циркуля. Перед его рабочей поверхностью лежит еще один раскрытый циркуль — будто дополнительно демонстрируя свою необходимость в ювелирном деле. По границам стола висят кожаные фартуки, в которые собираются мелкие частицы, пыль драгоценного  металла. Некоторые современные мастерские до сих используют именно такое оборудование для своих столов. Сам св. Элигий, восседающий в центре изображения, работает с потиром, он формирует стенки чаши на наковальне.

Niklaus Manuel St Eligius in the Workshop, oil on wood, 1484 Kunstmuseum, Bern
Niklaus Manuel St Eligius in the Workshop, oil on wood, 1484 Kunstmuseum, Bern, from Altar of St. Luke and Eligius.

В картине швейцарского художника эпохи Возрождения Николауса Мануэля — св. Элигий продолжает заниматься формированием потира, в то время как его подмастерья наблюдают за ним, делая подготовительную гравировку на своих деталях. На столе мы видим специальные инструменты, а также маленький дозатор с тонким носиком — видимо, наполненный маслом. На заднем плане мальчик раздувает меха.

Петрус Кристус. Св.Элигий. 1449, дерево, масло. Метрополитен музей, Нью-Йорк
Петрус Кристус. Св.Элигий. 1449, дерево, масло. Метрополитен музей, Нью-Йорк 

И наконец, под занавес предлагаю вам наиболее известную картину  на тему мастерской св. Элигия. Есть предположение, что эта сцена жанровая, рассказывающая о предстоящем обручении в мастерской обычного ювелира. Можно почитать подробную статью здесь.  А мне бы хотелось добавить несколько комментариев к натюрморту, расположенному на полках. Нас интересуют ветка алого коралла и ваза с жемчугом. В те времена в ювелирных украшениях очень часто использовались эти дары моря. Жемчуг считался просто красивым, а вот коралл ценили не только за эстетические качества. Люди верили, что он способен отгонять злые силы, коралловые украшения были защитными амулетами. И не случайно детские погремушки, которые имели благословляющий характер, делали из серебра и коралла. Вот еще один пример чудесной работы ювелиров XVI века.

Человек эпохи Ренессанса воспринимал мир как мастерскую, как сокровищницу форм и материалов. Сапфир, жемчуг или золото красивы и редки, но еще больше они ценятся, когда приобретают художественную обработку, поэтому сюжет ювелирных мастерских был популярен как символ Природы-матери в союзе с мастерством человека.

Профессии занятия. Часть 2. Портной

Интересные книги на тему still life.

На нашем блоге о натюрмортах есть рубрика «Магазин», где разные интернет-магазины рекомендуют книги на тему живописи, рисунка, и, конечно, натюрморта. Сегодня я хотела бы рассказать о совершенно особом интернет-магазине, физическое воплощение которого находится в здании Императорской Академии Художеств (ныне Институт им. Репина) в Санкт-Петербурге.

Книжный магазин в Академии Художеств обладает уникальным подбором книг на тему визуальных искусств, это и учебные пособия, и альбомы по творчеству разных художников — российских, и зарубежных, многочисленные книги по искусствоведению, реставрации, техники живописи, каллиграфии, книжной иллюстрации и т.д.

Я предлагаю небольшой обзор на тему still life — из коллекции книг, представленных на страницах интернет-магазина. Итак,

Самая красивая и полная по собранию работ книга The Magic of Things. Still-Life Painting 1500-1800 // Натюрморты 1500-1800. Магия вещей. Книга содержит вступительную статью и каталог натюрмортов (отличное качество репродукций!) с подробной историей и искусствоведческими комментариями. На основе одной из статей был написан пост «Шкаф-обманка«.

Language of flowers // Язык цветов, символов и мифов, эта книга — шедевр. Небольшая по размеру (20х18 см), она уникальна по собранному материалу: история цветов на основе античных легенд и сказаний, забытые эмблематические символы, традиция изображения etc. С помощью материалов этой книги мне удалось сочинить рассказ о букете Босхарта. Единственной особенностью репродукций в этой книге — является фрагментарность, то есть все внимание сосредоточено на отдельном герое — гвоздике, крокусе, розе, анемоне и т.д. Такая подача иллюстративного материала — незаменимая помощь копиистам, ведь на фрагменте видны даже кракелюры.

Pieter Claesz // Питер Клас — это книга отличный подарок для ценителей старинной голландской живописи XVII века. В ней собраны все натюрморты Питера Класа, репродукции отлично передают оттенки тонального still life — который был так популярен в то время. Благодаря материалу этой книги, родился пост «Трубки на столе«.

Still Life and Trade in the Dutch Golden Age — уникальное исследование на тему профессий и ремесел, существовавших в Голландии XVII века, и их воплощении в творчестве художников, в частности, в натюрмортах. Книги издательства Yale University Press всегда содержательны, информативны, хорошо иллюстрированы, но прежде всего, они представляют взгляд западного искусстововедения — а это для нашей не очень открытой страны полезно и необходимо.

С этой книгой у меня связаны трогательные воспоминания подарка. И действительно, вместо розы, подарить книгу о розе — на это нужно немного выдумки… ну, а если говорить об этой книге без лирики, то перед нами чудесное собрание ботанических рисунков розы и родственных ей растений. Книга делится на три части: история розы как растения (появление,  упоминание в текстах, селекция, разведение в садах), история розы в рисунках (традиция изображения разных видов) и, наконец, роза в дизайне — в украшениях для дома, обоях, текстиле и т.д. Как видите, материала более чем достаточно! В заключении скажу лишь, что книга о розе может быть в большом формате и малом, так же в этой серии бывают «Орхидеи» и «Птицы».

Иллюстрация из книги XV века «Путешествие души»(Jean Galopes, Liber Peregrinationis Animae).

Рассказ об этом натюрморте нужно начать с небольшой предыстории, которая произошла в далеком XV веке, в далекой Франции, в жанре далекой от современности книжной иллюминированной миниатюры на пергаменте.

Жан Галоп (Jean Galopes) в середине XV века перевел с французского на латынь произведение под названием «Путешествие души» (Pelerinage de l’ame). Изначально автором этого религиозного текста был Гийом Дигюлевиль (Guillaume de Digulleville), который сочинил «Путешествие» примерно на 100 лет раньше — в середине XIV века. Книга с иллюстрациями переводчика г-на Галопа была подарена герцогу Джону Бедфорду (1389-1435), который был регентом Генриха VI — последнего короля Англии из династии Ланкастеров, носившего во время Столетней войны и после неё титул «король Франции».

"Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, 210-270 мм
"Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, разворот ( London: Lambeth Palace)

Герцог Бедфорд любил книги, в его библиотеке было около 800 иллюминированных манускриптов, и некоторые пергаменты были созданы и иллюстрированы специально по его заказу, и являлись единственными в своем роде. На этом листе (см. ниже) изображена сцена встречи герцога Бедфорда с Жаном Галопом. Герцог внимательно рассматривает подаренный ему манускрипт «Путешествие души» и консультируется с советником. Любопытна деталь интерьера комнаты: изображенные на стене корни и ветви (немного странный элемент росписи, на мой взгляд) были геральдическими мотивами герцога и его первой жены Анны Бургундской.

 Jean Galopes, Liber Peregrinationis Animae.
Jean Galopes, Liber Peregrinationis Animae.

На другом листе изображен автор текста «Путешествие души» Гийом Дигюлевиль. Он спит, а душа его витает в высших сферах, разговаривая с Создателем. На столе Дигюлевиля лежит его недописанная книга — этот натюрморт и привлек наше внимание.

Иллюстрация к книге "Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, 210-270 мм
Иллюстрация к книге "Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, 210-270 мм

Несколько книг в различных ракурсах разбросаны на небольшом рабочем столе. Интересно, что все предметы написаны в разных перспективных сокращениях, от этого есть ощущение одновременного приближения-удаления, почти кинематограф. На фоне густого синего полога и красной стены — предметное разноцветье этого still life приятно глазу. Есть впечатление, что пока наш писатель путешествует в своем тонком теле, материальные тела тоже не скучают, продолжая жить, взаимодействовать, повествовать.

"Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, фрагмент
"Путешествие души" XV век, Франция, прегамент, фрагмент

Микеланджело Меризи да Караваджо. Корзина с фруктами

Караваджо. Корзина с фруктами. 1597 г. х.,м., 31 x 47 см Pinacoteca Ambrosiana, Milan
Караваджо. Корзина с фруктами. 1597 г. х.,м., 31×47 Pinacoteca Ambrosiana, Milan

«Слово «стОящий», по-моему, обозначает того, кто хорошо работает, то есть знает свое дело; в живописи стоящий человек тот, кто умеет хорошо писать красками и хорошо воспроизводить вещи, созданные природой» — так отвечал Микеланджело Меризи да Караваджо на допросе 14 сентября 1603 года. Жизнь этого знаменитого итальянского художника была трагической авантюрой, где криминальные происшествия встречались так же часто, как живописные откровения. Этот допрос — единственное свидетельство личных высказываний Караваджо, сохранившееся до наших дней. Но здесь есть ключевая фраза, ставшая программой его творчества: «Хорошо воспроизводить вещи, созданные природой». В этом его метод.

Натюрморт с фруктами — один из первых образцов чистого жанра still life в итальянской живописи. Здесь природа преобразована человеком: сорванные яблоки, виноград — все это обработано законами композиции и вставлено в раму. Современники художника свидетельствуют, что начинал он свой творческий путь с того, что писал автопортреты в зеркале. Подобные «зеркальные» опыты, когда рама зеркала вставляется в раму картины, приводили к эффекту искусственной натуры, выхваченной из окружающей среды. Этот натюрморт с фруктами создан в традиции trompe l’oeil (обманок), когда иллюзия реальности отточена до обмана. Но тут же: условный фон, резкая тень, неясное пространство, опора, среда. В этой ранней работе Караваджо уже экспериментирует с «подвальным» (как называли его современники) освещением, когда глубокие, мрачные контрасты теней моделируют форму. Натюрморт с корзиной фруктов появляется еще раз почти в том же виде в творчестве Караваджо, в картине «Ужин в Эммаусе».

Ужин в Эммаусе. 1601, х.м., 141 x 196 см National Gallery, London
Ужин в Эммаусе. 1601, х.м., 141 x 196 см Национальная галерея в Лондоне 
Ужин в Эммаусе. Деталь.
Ужин в Эммаусе. Деталь.

И вот здесь мы видим, как натюрморт на столе является частью сложного светотеневого построения большой многофигурной композиции. Не солируя, а исполняя аккомпанирующую партию в этой картине, корзина с фруктами грубее и обобщеннее, но она приобрела целостность со средой.

Андре Фелибьен де Аво (1619-1695) французский историк искусства критиковал творчество Караваджо за идеальное копирование натуры и в то же отсутствия собственных идей.  «Он воспроизводил лишь то, что находилось у него перед глазами и не мог отделить красивое от безобразного (…) Он не мог или не хотел изображать красивые лица, прекрасные чувства, богатые драпировки или необходимые аксессуары, которые должно было представить в картине.» Это очень точное определение, которые можно заметить на примере нашего натюрморта: битые фрукты, растрепанные листья тождественно соседствуют с целыми. Белая скатерть в «Ужине в Эммаусе» лишена красивых складок.

Но по прошествии трехсот лет все эти «недочеты» оформились в восприятии современного зрителя в мощный индивидуальный стиль. Или даже образ мышления, который повлиял на развитие европейской живописи в целом, сделав натуру основным выразительным языком живописи. Натюрморт Караваджо и правда, nature morte — мертвая натура: это застывшие в бесконечной театральной паузе действующие лица реальных предметов и людей.

История изображения предметного мира. Часть VI. Живопись авангарда.

Продолжая серию статей о предметном мире, предлагаю вам сегодня поговорить о пространстве в живописи XX века на основе тезисов статьи Елены Литвих (сборник материалов международной конференции «От Ы До» 2008 г.)

Меня заинтересовали некоторые мысли, сформулированные в этой статье. Здесь подробно не говорится о каких-то жанрах, о натюрмортах или портретах. Речь идет о принципиальных изменениях в трактовке пространства и предмета в живописи авангарда. Автор обращает внимание на тот факт, что в живописи той эпохи «пространство перестает восприниматься как «пустое», как пассивная среда, в которой размещаются предметы, а те, в свою очередь теряют автономность, как бы погружаются в окружающее пространство, растворяются в нем».

Умберто Боччони. Спиральная композиция. 1913 г.
Умберто Боччони. Спиральная композиция. 1913 г.

Эта  композиция Боччони имеет общее движение, в котором растворились фон и предметный мир, нам видны обрывки форм, привычные бытовому мышлению человека: драпировка, горшки с цветами и т.д. Натюрморт, растворенный в движении и колорите. Здесь пространство взрывает материю, рассекая ее предметы, как подтверждает сам Боччони: «Давайте провозгласим абсолютное и полное уничтожение ограничивающих и сдерживающих статую линий. Давайте расколем, откроем наши фигуры и поместим их окружение у них внутри».

Михаил Матюшин. Цветок человека.
Михаил Матюшин. Цветок человека.

В картинах Матюшина взаимодействие контрастных форм, взаимопроникновение предмета и пространства не приводит  к конфликту или взаимному уничтожению. Это результат мировоззрения художника, который воспринимал человека необходимой частью мироздания, который непосредственно переживает ощущения своей сопричастности всем явлениям природы.

В статье Литвих меня также привлекла междисциплинарная интеграция методов анализа художественного произведения. Восприятие живописи авангарда происходит в сравнении с музыкальной формой. Функция музыкальной темы и общего музыкального фона отождествляется с фигурой и фоном — в живописи. Серийный метод, появившийся в музыке Веберна, Берга, Шенберга — создает похожие процессы восприятия «главного и второстепенного», когда фон и мелодическая тема неразделимы,  когда музыкальная ткань однородна. Как точно отмечает автор статьи: «Однородность и информативная насыщенность музыкальной ткани Веберна сравнима с взаимодействием и взаимопроникновением форм в произведениях художников Матюшинской школы, а также с идеями Боччони». В связи с этим, нужно добавить, что в музыке, к примеру, Веберна создается совершенно иное восприятие времени. Линейный вектор динамично развивающегося времени (в классической традиции) в музыке авангардной сворачивается в единую структуру, где нет отдельно существующих пространства и времени.   Немного звуковых иллюстраций (А. Веберн, пьеса для фортепиано).

Единые культурные процессы, происходившие в искусстве, в частности — музыке и живописи — безусловно, подкрепляются изменением мировоззрения человечества. Распад взаимодействий «деталь и целое», » фон и предмет», которые сложились в эпоху классического искусства, открыли новые возможности выразительности.