Рубрика: Разное

Тема списков и перечислений занимает отдельное интересное место в культуре человека: как составлялись списки, для чего, по какому принципу, как осуществлялся отбор предметов для списка — все это чрезвычайно интересно. Помимо текстовых списков, с давних пор существовали и живописные ряды перечислений. Одно из последних и наиболее полно иллюстрированных исследований на эту тему — это книга «Vertigo» Умберто Эко. Но, конечно, книга Эко не исчерпывает все причины и следствия, все особенности мышления людей разных эпох, отраженных в объединении предметов и понятий. Тема открыта к интерпретации и представляет прекрасный ресурс для искусствоведов, культурологов и социологов. Итак, несколько комментариев к спискам в живописи XXI века.

Для начала, составим небольшую ретроспективу и уточним детали. В качестве основного жанра, который работает как визуальная формула списка можно принять натюрморт. Есть ли еще что-то более абстрактное и в то же время идеалистичное, музыкальное и математичное в живописи? Возможно, эмблемы и аллегории… которые нередко являются частными случаями жанра натюрморта! Итак, Ян ван Кессель, голландский художник середины XVII века:

В его творчестве мы находим как традиционные натюрморты с едой и цветами (так называемые «Завтраки») так и композиции, напоминающие ботанические и энтомологические рисунки: подробные и реалистичные, где ракурс предмета обозначен сверху и точка обзора меняется для разных предметов. Это список природных красот, объединенных свободной эстетической формулировкой и интересом к научному познанию мира. Это своего рода, барочный «бестиарий», кунсткамера редкостей.

Далее, пропуская пару веков, где собрано множество удивительных примеров, обозначающих переходный момент от кунсткамеры — к научному списку, не говоря о Декарте и новой ньютоно-картезианской парадигме мышления, отраженной в жанре натюрморта, мы обращаемся к визуальной составляющей научного атласа XIX — начала XX веков. Данный список передает важное наблюдение о природе на примере отдельного объекта. Наблюдатель, то есть исследователь, теперь находится снаружи (в прямом и переносном смысле — смотрит сверху), а не внутри картины, как у Кесселя. Мир обрел рациональность, но, возможно, потерял целостность.

Любое визуальное воспроизведение, пусть даже и целиком прикладное, неразрывно оказывает влияние на художественные формулировки и наоборот. В эпоху барокко это было обусловлено эмблематическим мышлением, идеей божественного единого начала или, следуя терминологии Делёза, несмотря на складчастость — единством материи. В XX веке этот процесс может объясняться поиском новых форм выразительности, когда повседневное или специфическое по функции вдруг находит новый интересный образ в раме и на холсте, как например, в творчестве российского авангарда 80-х и 90-х годов XX века.

Так или иначе, формулировки научных атласов вдруг вновь входят в моду сюжетов натюрмортов. Вот такую экскурсию по миру флоры предлагает австрийская художница Соня Дановски. Этот ритмический ряд овощей слишком узнаваем и реалистичен, чтобы справляться с художественной нагрузкой картины, но одновременно, слишком выразителен, чтобы быть научным атласом. Интересный поворот, не правда ли?

В XX веке родилось еще одно важное культурное явление, связанное с подобного рода визуальными списками. Речь идет о появлении дизайна. Обобщение и упрощение, и, в то же время, узнаваемость и эстетичность — вот он, новый и интересный результат арт-поисков. В качестве примера можно привести знаменитый маковый рисунок 1960-х годов финской художницы Майи Исола. Эти стилизованные маки стали визитной карточкой текстиля фирмы ИКЕЯ. И, возможно, их образ возник через натуралистичный рисунок в жанре натюрморта.

Но и в станковой картине на сегодняшний день есть поиски и необычные решения. Вот несколько работ новосибирского художника Романа Урбинского. В натюрмортах этой серии Роман формирует список вроде бы повторяющихся, однородных, но одновременно уникальных предметов — фруктов. Перед нами не клонированные 200 банок супа Энди Уорхола, а природные дары во всем своем великолепии красоты и вкуса.

Эти натюрморты формулируют бесконечные списки, которые оттеняются ритмическими «перебивками» отличающихся предметов — муха, яблочный огрызок. И хочется здесь дать отсылку к старинным барочным vanitas, где муха — символ смерти, а … огрызков не припомню, но наполовину съеденный пирог точно был. Как мне кажется, этот смысловой мотив «суеты» не сохранился в работах современного художника. Возможно, потому что живопись перестала нравоучать, а все больше практикует познание мира через красоту, через цвет, гармонию или конфликт, сопоставление и противопоставление. И здесь список категорий бесконечен. Картины Романа отлично впишутся в интерьер, сюжеты могут стать мотивом дизайна чего угодно — от текстиля до фарфора. Они красивы и цельны в своем монотонном перечислении, но не надоедают, как не надоедает изобилие и ритмичность природы.

Впрочем, история визуальных списков, объединенных перечислением или иерархией — вопрос открытый. И натюрморты здесь по-прежнему главные действующие лица.