Натюрморт XVII века — Страница 15

Интересные книги на тему still life.

На нашем блоге о натюрмортах есть рубрика «Магазин», где разные интернет-магазины рекомендуют книги на тему живописи, рисунка, и, конечно, натюрморта. Сегодня я хотела бы рассказать о совершенно особом интернет-магазине, физическое воплощение которого находится в здании Императорской Академии Художеств (ныне Институт им. Репина) в Санкт-Петербурге.

Книжный магазин в Академии Художеств обладает уникальным подбором книг на тему визуальных искусств, это и учебные пособия, и альбомы по творчеству разных художников — российских, и зарубежных, многочисленные книги по искусствоведению, реставрации, техники живописи, каллиграфии, книжной иллюстрации и т.д.

Я предлагаю небольшой обзор на тему still life — из коллекции книг, представленных на страницах интернет-магазина. Итак,

Самая красивая и полная по собранию работ книга The Magic of Things. Still-Life Painting 1500-1800 // Натюрморты 1500-1800. Магия вещей. Книга содержит вступительную статью и каталог натюрмортов (отличное качество репродукций!) с подробной историей и искусствоведческими комментариями. На основе одной из статей был написан пост «Шкаф-обманка«.

Language of flowers // Язык цветов, символов и мифов, эта книга — шедевр. Небольшая по размеру (20х18 см), она уникальна по собранному материалу: история цветов на основе античных легенд и сказаний, забытые эмблематические символы, традиция изображения etc. С помощью материалов этой книги мне удалось сочинить рассказ о букете Босхарта. Единственной особенностью репродукций в этой книге — является фрагментарность, то есть все внимание сосредоточено на отдельном герое — гвоздике, крокусе, розе, анемоне и т.д. Такая подача иллюстративного материала — незаменимая помощь копиистам, ведь на фрагменте видны даже кракелюры.

Pieter Claesz // Питер Клас — это книга отличный подарок для ценителей старинной голландской живописи XVII века. В ней собраны все натюрморты Питера Класа, репродукции отлично передают оттенки тонального still life — который был так популярен в то время. Благодаря материалу этой книги, родился пост «Трубки на столе«.

Still Life and Trade in the Dutch Golden Age — уникальное исследование на тему профессий и ремесел, существовавших в Голландии XVII века, и их воплощении в творчестве художников, в частности, в натюрмортах. Книги издательства Yale University Press всегда содержательны, информативны, хорошо иллюстрированы, но прежде всего, они представляют взгляд западного искусстововедения — а это для нашей не очень открытой страны полезно и необходимо.

С этой книгой у меня связаны трогательные воспоминания подарка. И действительно, вместо розы, подарить книгу о розе — на это нужно немного выдумки… ну, а если говорить об этой книге без лирики, то перед нами чудесное собрание ботанических рисунков розы и родственных ей растений. Книга делится на три части: история розы как растения (появление, упоминание в текстах, селекция, разведение в садах), история розы в рисунках (традиция изображения разных видов) и, наконец, роза в дизайне — в украшениях для дома, обоях, текстиле и т.д. Как видите, материала более чем достаточно! В заключении скажу лишь, что книга о розе может быть в большом формате и малом, так же в этой серии бывают «Орхидеи» и «Птицы».

Микеланджело Меризи да Караваджо. Корзина с фруктами

Караваджо. Корзина с фруктами. 1597 г. х.,м., 31 x 47 см Pinacoteca Ambrosiana, Milan — Караваджо. Корзина с фруктами. 1597 г. х.,м., 31×47 Pinacoteca Ambrosiana, Milan

«Слово «стОящий», по-моему, обозначает того, кто хорошо работает, то есть знает свое дело; в живописи стоящий человек тот, кто умеет хорошо писать красками и хорошо воспроизводить вещи, созданные природой» — так отвечал Микеланджело Меризи да Караваджо на допросе 14 сентября 1603 года. Жизнь этого знаменитого итальянского художника была трагической авантюрой, где криминальные происшествия встречались так же часто, как живописные откровения. Этот допрос — единственное свидетельство личных высказываний Караваджо, сохранившееся до наших дней. Но здесь есть ключевая фраза, ставшая программой его творчества: «Хорошо воспроизводить вещи, созданные природой». В этом его метод.

Натюрморт с фруктами — один из первых образцов чистого жанра still life в итальянской живописи. Здесь природа преобразована человеком: сорванные яблоки, виноград — все это обработано законами композиции и вставлено в раму. Современники художника свидетельствуют, что начинал он свой творческий путь с того, что писал автопортреты в зеркале. Подобные «зеркальные» опыты, когда рама зеркала вставляется в раму картины, приводили к эффекту искусственной натуры, выхваченной из окружающей среды. Этот натюрморт с фруктами создан в традиции trompe l’oeil (обманок), когда иллюзия реальности отточена до обмана. Но тут же: условный фон, резкая тень, неясное пространство, опора, среда. В этой ранней работе Караваджо уже экспериментирует с «подвальным» (как называли его современники) освещением, когда глубокие, мрачные контрасты теней моделируют форму. Натюрморт с корзиной фруктов появляется еще раз почти в том же виде в творчестве Караваджо, в картине «Ужин в Эммаусе».

Ужин в Эммаусе. 1601, х.м., 141 x 196 см National Gallery, London — Ужин в Эммаусе. 1601, х.м., 141 x 196 см Национальная галерея в Лондоне

И вот здесь мы видим, как натюрморт на столе является частью сложного светотеневого построения большой многофигурной композиции. Не солируя, а исполняя аккомпанирующую партию в этой картине, корзина с фруктами грубее и обобщеннее, но она приобрела целостность со средой.

Андре Фелибьен де Аво (1619-1695) французский историк искусства критиковал творчество Караваджо за идеальное копирование натуры и в то же отсутствия собственных идей. «Он воспроизводил лишь то, что находилось у него перед глазами и не мог отделить красивое от безобразного (…) Он не мог или не хотел изображать красивые лица, прекрасные чувства, богатые драпировки или необходимые аксессуары, которые должно было представить в картине.» Это очень точное определение, которые можно заметить на примере нашего натюрморта: битые фрукты, растрепанные листья тождественно соседствуют с целыми. Белая скатерть в «Ужине в Эммаусе» лишена красивых складок.

Но по прошествии трехсот лет все эти «недочеты» оформились в восприятии современного зрителя в мощный индивидуальный стиль. Или даже образ мышления, который повлиял на развитие европейской живописи в целом, сделав натуру основным выразительным языком живописи. Натюрморт Караваджо и правда, nature morte — мертвая натура: это застывшие в бесконечной театральной паузе действующие лица реальных предметов и людей.

Натюрморты со сладостями.

Отгремели фейерверки праздников, закончились рождественские каникулы, съедены все вкусности, приготовленные для новогоднего стола. А привычка лакомиться чем-то вкусненьким осталась. Эх!… Так несправедливо. Предлагаю вам, дорогие читатели, подсластить свою жизнь «кондитерскими» натюрмортами XVI-XVII веков. Написанные мастерски, реалистично, вкусно, эти натюрморты могут быть визуальным символом кондитерского производства или магазина. Итак,

Georg Flegel. Breakfast with appels, sweetmeats, bread and butter. 1566-1638, oil on wood, 30x43, Darmstadt, Landesmuseum

Кондитерские изделия начинают изображаться на картинах still life примерно к XVII веку, когда сахар окончательно вытесняет мед. Возможности производства разнообразных сластей: от марципана, шоколада до засахаренных фруктов и орехов, безусловно, возросла. Но… в такой же пропорции возросли проблемы людей с зубами, а ведь стоматологические услуги в те времена были далеко не на уровне. И все же, сахар победил здравый смысл и боязнь зубодеров. Рассматривая эти натюрморты, понимаешь, что сложно устоять. Фрукты в сиропе, в сахарной пудре, сухофрукты, печенья, белые булочки — ароматные и тающие во рту. Рецепты варенья, желе и марципана можно найти еще в текстах Нострадамуса. По аналогии с древними правилами бальзамирования, внутреннюю влагу надо заменить сахаром. Две недели подряд, каждый день фрукты нужно заливать сиропом, процеживать и снова заливать, и еще потомить на огне: «Держи на огне, пока не прочтешь до конца молитву Богородице».
Так что перед вами, дорогие читатели, не просто фрукты в сахаре — а результат многодневного труда и сложной рецептуры.

Georg Flegel. Meal with fruit and sweetmeats, oil on wood, 19.8x 2.3, Frankfurt am Main, Stadel Museum.

Предложенные в качестве иллюстраций натюрморты принадлежат кисти Георга Флегеля. Этот немецкий художник некоторое время работал в Австрии, а затем переехал во Франкфурт на Майне. В основном, он писал натюрморты маслом и акварелью, на тему фруктов, овощей, цветов и животных. Его работы отличаются тонкой проработкой колорита, идеальной передачей фактуры материалов и поверхностей. Все три натюрморта имеют схожую композицию: на контрастном (темная стена и светлый стол) фоне компактно расположены небольшие и красивые предметы. Вертикальной доминантой этих композиций определен бокал с вином, нож прорезает горизонтальное пространство, подчеркивая координаты плоскости стола. Таким образом, зритель ощущает трехмерное состояние предметов и пространства между ними. Воздушность, движение, подвижность момента подчеркивают присутствующие здесь насекомые: бабочки, стрекозы, божьи коровки. Эти натюрморты Флегеля ограничены рамой, но бесконечны в подробностях идеального микромира.

G.Flegel. meal with bread and seetmeats, oil on wood, 21.9x17.1 Frankfurt am Main, Stadel Museum. — Georg Flegel. meal with bread and seetmeats, oil on wood, 21.9x17.1 Frankfurt am Main, Stadel Museum.

Антуан Стенуинкл. Натюрморт с автопортретом

Антуан Стинуинкл (Antoine Steenwinkel) Натюрморт с автопортретом, сер. XVII века. — Антуан Стенуинкл (Antoine Steenwinkel) Натюрморт с автопортретом, сер. XVII в.

Этот натюрморт я встретила на днях в художественном музее им. Синебрюхова, в Хельсинки, на выставке «Рубенс, Брейгель, Йорданс», составленной на основе коллекции антверпенского музея. Знакомство с подлинником всегда интереснее репродукций.

Традиция изображать автопортрет в натюрморте типа vanitas (досл. с лат. — суета) не нова, встречается в композициях многих художников того времени. Например, в картинах Клары Петерс, Геррита Доу, Дэвида Байли.

Дэвид Байли. Автопортрет с символами vanitas.

Игра с реальностью, картина в картине — один из популярных приемов в живописи той эпохи. Мастерство художника заключалось в том, что он удивительно органично совмещал портрет и натюрморт, объединяя реалистическую бытовую сцену в картину, наполненную символическим образом бренности бытия.

Возвращаясь к натюрморту Стенуинкла, надо отметить вторую особенность: его работа лаконична в деталях. Здесь, в отличие от натюрморта Байли, нет многочисленных деталей предметного мира, только картина, череп, часы и книги. То, что поражает в подлиннике и не особо заметно в репродукции на экране компьютера — открытый ящик стола. Эта черная бездна на первом плане затягивает внимание зрителя, заставляя думать не о жизни земной, а о жизни загробной (или ее отсутствии). Художник-рассказчик прячется за собственным автопортретом, хитро улыбается, смотрит на зрителя и будто спрашивает: «Ну как, страшно?» Неприятно. Особенно, когда представляешь, что от физического тела создателя этого шедевра на сегодняшний день остался череп…

В заключении своих размышлений, предлагаю вам отрывок из стихотворения «Размышления в моей комнате» Виллема Годсхалка ван Фоккенброха — голландского поэта середины XVII века, и возможно, приятеля кого-то из живописцев, работавших в жанре still life на тему vanitas:

Король британский со стены
Глядит на всё без интереса,
И в этом смысле мы равны:
Поскольку жизнь всего лишь пьеса,
А люди в ней играть должны.
Один – по действию богат,
Другой – несчастен и ничтожен,
Но одинаков результат:
Тому, кто в гроб уже уложен,
Ничем различья не грозят.
Где предки, коих я не знал,
Почтенные мужи и дамы?
Не странен ли такой финал:
Пусть копия глядит из рамы –
Давно в гробу оригинал.
Смерть ждёт и женщин, и мужчин,
С её приходом в вечность канет
Равно и раб, и господин.
Кто прахом был – тот прахом станет,
Её закон для всех един.
Здесь в комнате забрезжил свет
Для моего земного взгляда,
Здесь понял я , что цели нет,
Что ничего жалеть не надо,
Что всё – лишь суета сует.

P.S. Надеюсь, что мрачное содержание этой статьи не опечалит вас в эти праздничные дни, ведь любой натюрморт, в любом случае, — это прекрасно!

Аллегория музыки.

Allegory of Music by Dirk de Quade van Ravesteyn, Vienna, Austria, 1600.

Картина-загадка, о которой почти нет никакой информации, привлекла меня необычностью своей композиции и интересной подборкой музыкальных инструментов, разложенных на столе перед дамой.

Необычность композиции в том, что картина будто обрезана. В то же время, соотношение первого плана с детальным натюрмортом и интерьером, удаленным вглубь, было возможным в картине той эпохи. Здесь вспоминается хрестоматийный пример, натюрморт Питера Артсена, где основной евангельский сюжет (Христос у Марии и Марфы) сосредоточен далеко за первым планом и тем самым акцентирован для зрителя.

Если рассматривать эту работу как «Аллегорию музыки» (неизвестно, как ее назвал автор, и для кого она была написана), то выясняется интересный способ восприятия музыки художником. Во-первых, бодренькие кавалеры, идущие к столу — никак не считываются за какой-нибудь самостоятельный сюжет, дополняющий образ исполнительницы на флейте. Скорее всего, для зрителя того времени, как и для нас с вами сегодня, здесь очевиден момент слияния «музыка-движение», выстраивающий такую цепочку: шаг, топот, ритм, музыка. Музыку воспринимает не только ухо, но и все наше тело.

Во-вторых, отражение в зеркале — не только важный визуальный прием, создающий фантомного героя в пределах замкнутого пространства мраморных колонн, это мысль о том, что музыка — отражение действительности. Но и здесь может говорится о материальных свойствах музыки: она отражается, и ученые того времени размышляли на тему физических свойств звука. Так, французский математик и физик Марен Марсенн в период 1627-1638 гг. поставил ряд опытов по измерению времени возвращения эха от различных препятствий и таким образом, смог приблизительно оценить скорость звука в воздухе?.

И, наконец, музыку вкушают и ею наслаждаются — не о том ли нам говорит опять-таки группа мужчин, несущих яства на подносах, которые сейчас тоже будут вкушать?

Дама играет на флейте, перед ней на столе лежит барочная скрипка, книги, 6-хорная лютня и странный духовой инструмент, напоминающий рог (может, вы знаете, что это конкретно?) — все то, что составляет красочные тембры ансамбля эпохи барокко, все то, с чем ассоциируется музыка у человека в XVII веке.

Ну, и если отвлечься от символической трактовки и посмотреть на эту картину глазами современных людей, то… Готовится бал. Музыкант репетирует в гримерке, посматривая в зеркало и представляя, как он будет смотреться перед слушателями. Вариант корпоратива 300 лет назад.

Что может играть дама? Просто разыгрывается, готовя инструмент… А может, нечто такое , волшебное. Пусть эта музыка настроит вас на предстоящие праздники, а прекрасная живопись поможет увидеть радость в грядущем дне!

P.S. Этот духовой деревянный инструмент на столе дамы — цинк или корнет, у которого строй флок-флейты, а мундштук как у трубы. Особенности этого инструмента в том, что его тембр похож на трубу, но значительно нежнее и мягче. Часто цинк использовал И.С.Бах в своих кантатах, как имитацию человеческого голоса.

?Алдошина И., Приттс Р. Музыкальная акустика (учебник для вузов), Санкт-Петербург», 2006