Леонардо да Винчи и нидерландские мастера XV века: история двух портретов

Леонардо да Винчи. Портрет Джиневры де Бенчи. 1478-80

Этот портрет эмоционально холодной, болезненно бледной, но все-таки мистически прекрасной женщины Леонардо да Винчи написал в 80-х годах XV столетия. В этой небольшой плоскости (38,1 х 37 см) как пружина — напряжено и плотно упаковано — интереснейшее живописное содержание, которое тем подробнее раскрывается, чем больше вы в него вглядываетесь.

На первом плане, максимально близко к зрителю, крупным планом расположено лицо, плечи и часть платья молодой женщины. Наподобие венка или нимба чуть позади нее мы находим куст щедро разросшегося можжевельника. И дальше, в глубине пространства, в сизой дымке воздушной перспективы, мастером которой Леонардо по праву и был наречен, раскрывается нежнейший пейзаж итальянской природы. Там — простор, уют, много тепла закатного солнца и свежего воздуха.

Так, в небольшом, компактном образе, объединенном охристым колоритом, художнику удалось слить воедино и осязаемость человеческой плоти, и подробности фактуры тканей, и растительность, и воздух. Все то, что чуть позже будет воспето ренессансным гимном гармонии и единства в «Джоконде».

Но все-таки помимо живописных достоинств, в этой небольшой картины скрывается и пласт иносказательных символов.

Портрет Джиневры ди Бенчи. Оборотная сторона

Ветвь лавра, пальмы и вновь в центре — можжевельника — объединяет картуш с надписью «Virtutem forma decorat», «Красота украшает добродетель». Ginepro (итал. можжевельник) и имя модели (Джиневра) имеют некоторую фонетичекую «перекличку». В совокупности такая натюрмортная композиция отсылает нас к образу женской добродетели. Возможно, эта композиция символов была подсказана художнику самим заказчиком портрета — итальянским гуманистом Бернардо Бембо, который был влюблен в Джиневру.

А вот, кстати, и он, знакомьтесь! Этот портрет создал нидерландский художник XV века Ханс Мемлинг, который одним из первых нарушил традицию темного фона, впервые обращаясь к итальянской манере изображать портретируемых в окружении пейзажа. Атрибуция не точная, но многие ученые склоняются к тому, что изображенный здесь — Бернардо Бембо.

Ганс Мемлинг. Портрет мужчины с монетой императора Нерона (Бернардо Бембо?), до 1480

И что же мы видим вдали? Тающий в закатной дымке пейзаж, лебедей, всадника и пальму. Человек, скачущий на белом коне по берегу, возможно, является аллюзией на Всадника Апокалипсиса, в котором средневековые библеисты видели победоносную фигуру Христа. Такая сложная символическая нагрузка может быть поддержана и пальмовым деревом (растительность не характерная для северных широт) и главное — монетой с изображением Нерона, одного из самых жестоких гонителя христиан, которую держит в руках герой картины.


Портрет кисти Мемлинга в этом рассказе появляется не только из-за истории любви портретируемых, или из-за символических подтекстов, которыми всегда наполнена старинная живопись. Именно в картине с Джиневрой Леонардо начинает отходить от живописных принципов своего итальянского учителя Верроккьо, и ищет новые изобразительные средства в северной школе, а частности у таких знаменитых мастеров, как Ян ван Эйк, Петрус Кристус и Ханс Мемлинг. В этом смысле мне часто вспоминается цитата знаменитого отечественного исследователя Б.Р. Виппера: «всякого, кто подойдёт к этому портрету после знакомства со знаменитым портретом «Моны Лизы», невольно оттолкнёт некоторая сухость линий, мелочный рисунок волос, гладко, до лощёности, полированная поверхность. Но не нужно забывать, что портрет «Моны Лизы» принадлежит к самому зениту творчества Леонардо, тогда как здесь мы имеем перед собой начинающего мастера, наполовину ещё кватрочентиста, притом сильно связанного жёсткими рисовальными приёмами своего учителя».

______________

статья в Википедии

Виппер Б. Р. Итальянский Ренессанс. XIII—XVI века. // Курс лекций по истории изобразительного искусства и архитектуры. — М.: Искусство, 1977.

Цёльнер Ф. Леонардо да Винчи (1452 — 1519) Арт-родник, 2003

Джузеппе Арчимбольдо. «Садовник»

Джузеппе Арчимбольдо "Садовник"
Джузеппе Арчимбольдо

На днях я писала пост о Сальвадоре Дали. Рассказывала о его мистификациях, чудачествах и проделках. А сегодня я вспомнила еще об одной эксцентрической личности — итальянском художнике, который жил и творил в XVI веке. Его живопись была забыта на несколько веков и открыта вновь — как раз художниками-сюрреалистами.

Итальянец Джузеппе Арчимбольдо (1527 — 1593) в 1562 году обосновался в Праге, где служил 26 лет в качестве придворного портретиста. Именно в Праге были созданы типичные для Арчимбольдо произведения того оригинального характера, которым до сих пор славится его живопись. В XVI веке географические открытия, частые поездки на Восток, развитие наук способствовали росту интереса к коллекционированию всяких редкостей. Так появились кунсткамеры, коллекции экзотических предметов и растений. Благодаря собраниям редкостей Арчимбольдо смог близко изучать животных и растения, которые изображал в своих картинах. Художник творил фантастические создания, они намекают на аналогию между человеком и космосом, отражают зооморфические символы, заключают в себе сложные аллегории.
Натюрморт «Садовник» относится к сериям так называемых обратимых картин, в которых используется принцип анаморфозы. Явление анаморфозы состоит в перестановке элементов и использовании законов линейной перспективы для того, чтобы создать новое изображение. Другим отправным пунктом для создания подобных картин могло стать кулинарное искусство: до нас дошли описания поразительных банкетов, на которых блюда представляли собой целые композиции, созданные настоящими художниками (в качестве иллюстрации могу порекомендовать фильм «Ватель» с Жераром Депардье и Умой Турман).
Мое первое впечатление от живописи этого виртуоза эпохи Возрождения — восторг и восхищение. Стремясь поделиться с друзьями своим «открытием», я услышала совершенно иные оценки: «Это шутки?», «Прикольно, но разве это красиво?», «Это не эстетично и к искусству никакого отношения не имеет». Меня очень удивило то, что зрителям XXI века ближе творчество Дали, Малевича и Эрнста, состоящее из образов субъективного мира, нежели природные аллегории Арчимбольдо. Изменение жизни, и как следствие, форм изобразительного искусства и языка образов, символов — все это подчас не дает нам в полной мере оценить и понять содержание картины, замысел авторов прошлого, скажу больше — мышление эпохи. Впрочем, живые метаморфозы Арчимбольдо продолжают жить своей жизнью, по своим законам. Они могут о многом рассказать, но только тому, кто их об этом попросит. Возможно, их время еще не пришло…