Запахи в картинах И. Босха

Иероним Босх — один из самых загадочных художников Северного Возрождения, чья живопись наполнена аллегориями о грехе и мистицизмом (сегодня именно об этом).

Я воспринимаю живопись Босха блестящей визуальной проповедью, где он излагает тем языком, какой ему доступен, устрашающие подробности наказания грешников на адских территориях.

Смыслы его образов близки к традиции книг «Ars moriendi». Эти тексты были написаны как реакция последствий ужасов Чёрной смерти. То есть умирали так часто, что этот процесс уже надо было как-то осмыслить.

Книга была очень популярна и явилась первым в западной литературной традиции руководством к смерти и умирания. Что сказать? Почти египетская Книга мертвых в европейском варианте. И Босх тут рядом.

Запахи босхианских грехов. Греховные благовония: запахи ада и порока

В «Саду земных наслаждений» и «Страшном суде» Босх изображает адские сцены, где запах серы, гари и разложения становится почти осязаемым.

  • Сера и пепел — символы дьявольских мук.
  • Гниющие плоды и тела — напоминание о тленности плоти.
  • Дым от пожаров — как метафора вечного проклятия.

Эти «ароматы» подчеркивают отвратительность греха, заставляя зрителя не только видеть, но и чувствовать ужас происходящего. Как насчёт ольфакторных иллюстраций? Духи, музей… Лично я бы как-нибудь обошлась. Хотя… Может, это вызов парфюмеру!

Райские благоухания: тонкие ноты рая
В левой створке «Сада земных наслаждений» изображен Эдем, где, по логике Босха, должны царить чистые, свежие запахи:

  • Цветущие растения (лилии, земляника) — символы невинности.
  • Вода и утренняя роса — ощущение первозданной чистоты.
  • Древесная смола — отсылка к Древу жизни.

Эти ароматические образы создают контраст с вонью ада, усиливая идею выбора между добром и злом. Считается, что райский сад — мир без насилия. Однако на картине постоянно кто-то на кого-то охотится, птица ест лягушку, кошка несет в зубах мышь. Босха интересует вопрос, откуда взялось зло — от дьявола или от Бога как неотъемлемая часть мира.

Алхимические и аптечные ароматы
Босх скорее всего интересовался средневековой медициной и алхимией, что отразилось в деталях:

  • Ладан и мирра — священные благовония — намёк на них мы видим, например, в сцене с волхвами.
  • Травы, коренья и зелья (в сценах с «врачами-шарлатанами») — символ тщетности человеческих попыток обмануть природу.

    Человеческие запахи: от телесности к разложению
    Художник часто изображает обнаженные тела, но не в идеализированной форме, а с отсылкой к их физической природе:
  • Пот и плоть (в сценах оргий) — напоминание о греховности.
  • Запах кожи, крови и праха, как мотив «Memento mori».

Райские благоухания: тонкие ноты рая
В левой створке «Сада земных наслаждений» изображен Эдем, где, по логике Босха, должны царить чистые, свежие запахи:

  • Цветущие растения (лилии, земляника) — символы невинности.
  • Вода и утренняя роса — ощущение первозданной чистоты.
  • Древесная смола — отсылка к Древу жизни.

Эти ароматические образы создают контраст с вонью ада, усиливая идею выбора между добром и злом. Считается, что райский сад — мир без насилия. Однако на картине постоянно кто-то на кого-то охотится, птица ест лягушку, кошка несет в зубах мышь. Босха интересует вопрос, откуда взялось зло — от дьявола или от Бога как неотъемлемая часть мира.

Алхимические и аптечные ароматы
Босх скорее всего интересовался средневековой медициной и алхимией, что отразилось в деталях:

  • Ладан и мирра — священные благовония — намёк на них мы видим, например, в сцене с волхвами.
  • Травы, коренья и зелья (в сценах с «врачами-шарлатанами») — символ тщетности человеческих попыток обмануть природу.

Человеческие запахи: от телесности к разложению
Художник часто изображает обнаженные тела, но не в идеализированной форме, а с отсылкой к их физической природе:

  • Пот и плоть (в сценах оргий) — напоминание о греховности.
  • Запах кожи, крови и праха, как мотив «Memento mori».

В продолжении наших рассуждений о запахах в картинах И. Босха, хотела поделиться с вами рассуждениями своей коллеги. Пишет исследователь ольфакторной темы Софья Беженуца:

«…рассказать о том, как менялись значения запаха серных соединений начиная с этого периода и до промышленной революции. Долгое время сера воспринималась как исключительно дьявольская субстанция, источающая зловоние, происходящее из самого ада. Часто серные миазмы фигурируют в судебных документах XVI-XVII веков как доказательство виновности подозреваемых в ведьмовстве, дьяволопоклонстве и распространении эпидемий. Однако к концу XVII столетия негативная коннотация уступает позитивной: широкое употребление серы в промышленности, её прагматическая польза и привычка населения к её запаху, который прочно обосновался в ольфакторном фоне города, вытесняют ассоциативно-мнемоническую связку с демоническим. Вплоть до того, что жители Лондона в качестве «благовонного» средства борьбы с болезнетворными миазмами начинают жечь серу наравне с ладаном. Серные лечебные ванны, получившие распространение столетием позже, и вовсе укрепили ассоциативную связь этого запаха со здоровьем».

Маленький райский сад Йозефа Фурттенбаха

Пишу сейчас одну статью по мотивам конференции «Сады на бумаге». И нашла любопытный и милый сюжет. Делюсь!

Представьте себе идеальный сад, где дети не просто гуляют, а учатся добру и вере. Именно таким задумал свой Маленький Райский сад Йозеф Фурттенбах — архитектор и садовый дизайнер, работавший в первой половины XVII века.

Уроженец немецкого Ульма, Фурттенбах учился на архитектора, десять лет провёл в Италии, а вернувшись, решил превратить родной город в место, где красота сочетается с пользой. Его сад стал частью школьного проекта, но не обычным зелёным уголком, а настоящим учебным пособием под открытым небом.

Как был устроен этот необычный сад?

Фурттенбах верил, что сад должен «пробуждать добрые мысли в детях» и вдохновлять их на благочестивые поступки. Поэтому он спроектировал его в виде квадрата с четырьмя входами и дорожками, образующими крест, как символ и христианской веры, и древнего образа райского сада. В центре стоял павильон, где ученики сдавали экзамены. А вокруг четыре цветущих участка с фруктовыми деревьями, разделённые туннельными беседками. На каждом перекрёстке журчал фонтан, создавая ощущение мини-рая.

Уроки среди цветов

Но это был не просто красивый сад — он учил. В одной части дети видели Адама и Еву с надписью, напоминающей о грехопадении:
«Через грехопадение Адама, на земле сада,
Человечество, увы, его погибель нашло»

А рядом статуя воскресшего Христа с обнадёживающими словами:

«На земле сада, где лежал мертвый Христос,
Человечество теперь освобождено»

Самым необычным элементом был центральный павильон под куполом. Здесь дети устраивали диспуты, а на стенах развешивали свои поделки. После экзамена учеников награждали и разрешали собрать цветы с клумб. Фурттенбах создал не просто сад, а место, где вера, природа и учёба сливались воедино. Возможно, именно так и должен выглядеть настоящий рай, прекрасный, мудрый и добрый (но это не точно)

Роскошное крещение принцессы Елизаветы: турниры, аллегории и цветы

В 1596 году крещение принцессы Елизаветы Гессен-Кассельской (1596–1625) отмечали четыре дня: турниры (одни из последних в Европе), фейерверки и пышные шествия в костюмах античных героев и аллегорических фигур — от Ганнибала до Фортуны.

Инженер и гравёр Вильгельм Дилих (1571–1650) запечатлел празднество в роскошной рукописи «Описание крещения госпожи Елизаветы Гессенской» (экземпляр из Баварской государственной библиотеки (Cod.icon. 27).

  • В предисловии он скромно сравнивал себя с Диогеном, который «из бочки» наблюдал за великими событиями, но всё же надеялся, что его труд станет достойным памятником для потомков. Как говорится, «и я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало»… Рукопись раскрашена вручную самим Диллихом и была лично подарена ландграфу Морицу, отцу Элизабет.
  • Дилих соединяет библейские, античные и пасторальные мотивы: то цитирует Вергилия, то сравнивает Елизавету с богиней плодородия, возрождающей мир после «зимы» человеческой глупости. И даже её имя — от древнееврейского «изобилие» — будто намекает: её рождение словно новый акт творения. На самом деле, с этим именем все не так просто, там много вариантов трактовки: частично происходит от еврейского корня, который означает как «семь», как в днях творения. Есть вариант «почитающая Бога» или «обещание Богу».

И дальше с этим манускриптом случается апргейд. Особый шарм ему придали позднейшие дополнения: до 1606 года неизвестный художник украсил поля рукописи рисунками: тюльпанами, пионами, фиалками.

Они не просто заполнили пустоты, но вступили в диалог с текстом, например, латинские стихи желают принцессе «расти, как цветок», а на полях рядом расцвели весенние цветы.

Кстати, тюльпаны на полях — предчувствие «тюльпанной лихорадки», которая как случится в Европе совсем скоро!

P.S. по материалам статьи.

Доклад с конференции в БАН СПб (апрель, 2022)

По сохранившемуся до наших дней трактату «Венский Диоскорид» можно предположить о традиции изображать растения в травниках периода античности. Растения были представлены настолько достоверно, что их можно легко идентифицировать. В период средневековья изображения растений в трактатах о здоровье и травниках подвергались стилизации. В процессе воспроизведения прототипов от копии к копии средневековые миниатюристы, редко имевшие практические знания о растениях, неверно истолковывали первоначальную форму, в результате чего растения в иллюстрациях часто становились совершенно неузнаваемыми.
Рассмотрев ряд медицинских трактатов в Италии, Германии и Нидерландах в период с конца XIV по XVI века, можно увидеть, что натурализм и ботаническая достоверность в изображении растений развивались не постепенно, а представляли собой пульсирующее движение, то возрождаясь, то затухая, вплоть до серьезной реформы в становлении ботанической иллюстрации, произошедшей в трактатах Отто Брунфельса и Леонарда Фукса.
Эти всплески натурализма предположительно связаны с развитием интереса к медицине, с формированием медицинских школ и университетов, с появлением науки ботаники и естественно-научным интересом меценатов и увлеченных аристократов. Манускрипты Салерно и Падуи, первые флорилегиумы французских мастеров, часословы живописцев из региона Гента и Брюгге, немецкие ботанические трактаты с гравюрами Ханса Вайдица, Генриха Фюльмаурера и Альбрехта Мейера, естественно-научные рисунки голландского мастера Якоба де Гейна — вот предполагаемый обзор материала, который планируется рассмотреть в докладе.