







Все-таки хорошо, что иногда, примерно раз в год, случается день рождения. Тогда можно смело подставлять руки для подарков, пожеланий, комплиментов, чудесных открытий от друзей, близких, да что там!.. Само Мироздание в этот день шлет открытки, а легкокрылые ангелы прислушиваются к желаниям нашей души, чтобы утешить ее нежным счастьем. К чему это я? К тому, что на днях у меня случился юбилей. И одним из великолепных подарков было приглашение посетить выставку венецианского художника Джанмарии Потенцы (Gianmaria Potenza), которая открылась 14 апреля 2012 года в музее современного искусства Эрарте.

Да простят меня организаторы выставок, я не люблю открытия (хотя, каюсь, сама этим грешила: была руководителем галереи когда-то давно…). Как правило, среди музыкального шума, шампанского, экзальтированных дам, случайных рассеянных мыслей, короче, среди той самой житейской vanitas сложно оценить идеи художника, поэтому нужно ходить в музей… например, в понедельник утром. Да, именно тогда мне удалось погрузиться в сосредоточенную атмосферу выставки, омытой акустической и ментальной тишиной ночи. Пройдя в пространство зала, я попала в сказочный полумрак, где вели свой неспешный разговор объемы и округлости, углы и выпуклости, блестки и матовость, различные фактуры и формы, узнаваемые цитаты и нечто совершенно новое. Помимо сочных по-ботеровски крупных бронзовых скульптур-фруктов, мое внимание привлекли сюжеты с рыбными лавками и натюрморты-посвящения Моранди. По форме — это интересные объекты, рельефы или коллажи, а, может, и картины. К XX веку случилось слишком много станкового искусства, и художники уже давно пребывают в поиске новых форм и материалов для передачи выразительности своих образов.

Переосмысление старого через новые формы, серийность и вариативность, эргономичность и гармония дизайна — вот рельсы, по которым движется искусство Потенца. Мы можем наблюдать рождение солнца в многочисленных вариантах (более 20), посвящение предшественникам (Моранди), мы видим образы машины ЭВМ, напоминающие фантастические градостроительные макеты, повешенные вертикально, мы можем дотронуться до кубистических животных, и, наконец, мы любуемся красивыми абстрактными объектами, которые хорошо впишутся в интерьер дома или города. Да, в колорите его работ очевидны византийские традиции, пустившие в свое время глубокие корни в Венеции. В лаконичной, отточенной форме можно увидеть отсылку к позднеготическим тенденциям. Открытость, импульсивность и восприимчивость к современности — как наследие венецианского искусства эпохи Возрождения — также нашли отражение в образах Джанмарии.


Искусство Потенца весьма дружелюбно и гармонично, это совершенно не страшная, а даже красивая урбанистика, которая не вопит об экологии, не режет и не истязает зрителя серьезными эсхатологическими вопросами. Это смирение западного человека, воспринявшего современность не критически, а созидательно. Красиво, загадочно, аккуратно, стройно… Я отдохнула душой, посетив фантастический мир этой выставки и на мгновение ощутила примирение с предметно-человеческим миром, который, оказывается, может быть таким восхитительным. Чего и вам желаю! (Видео с художником)
PS: Кстати, Петербург посетили сразу несколько венецианцев: Карло Кривелли (XV век) и Джанмария Потенца (XXI).
Натюрморт — удивительный жанр, который заставил меня о многом задуматься. Говоря о натюрморте, нужно отметить его эстетические и художественные особенности, расшифровать символы, понять, почему художник обращается именно к этим предметам, изображает ту или иную вещь в компании с другими. В целом, still life, оставаясь бессюжетным жанром, улавливает и озвучивает самое главное: особенности мышления людей определенной эпохи. Наблюдая перечисление предметов в натюрмортах XVII — XVIII веков, современный человек недоумевает: на картинах представлен список вещей, которые невозможно сочетать ни по логике, ни по эстетике. Но именно в этом парадоксе зарождается одна из самых главных потребностей эпохи — познать физический мир, как нечто общее, где есть законы, иерархия, причины и следствия. Так, изображая великолепные цветочные букеты с бесчисленными реалистическими подробностями, художник следует за импульсом эпохи, демонстрируя интерес к устройству природы в художественной форме.
Помимо цветочных натюрмортов, в XVII веке формируется новый жанр ботанического рисунка, который должен был отражать не столько красоту, сколько точность в воспроизведении деталей. Строго говоря, ботанические рисунки и гравюры существовали и раньше, преимущественно в ботанических атласах, как иллюстрации к лечебным трактатам. Но именно в XVII веке они начинают приобретать черты научного знания, появляются изображения растений в разных ракурсах, в разрезах, изображение семян, спор, корней, плодов, разных стадий цветения и т.д. И что, на мой взгляд, интересно, уже к XVIII веку меняется принцип формирования списка растений: не по символам, не по целебности, а, например, по ареалу распространения. Немецкий ученый Александр фон Гумбольдт (Alexander von Humboldt) после путешествия в Латинскую Америку в 1799 году собрал замечательную ботаническую коллекцию, на основе которой были потом созданы гравюры, собранные в отдельную книгу.
Французский натуралист, биолог, математик, естествоиспытатель и писатель Жорж-Луи Леклерк (Georges-Louis Leclerc Comte de Buffon) мыслил еще шире. В своих книгах он предпринял попытку представить картину мира в разнообразных проявлениях флоры, фауны, минералов и человека. Он собирал отдельные факты из жизни человека, животных, растений и пытался их обобщить, выявив единую систему. В то время как Карл Линней разрабатывал формальную часть науки, оттачивая классификацию и систематику, Леклерк высказывал преддарвиновские идеи об изменяемости видов под влияниям окружающей среды. Идеи Леклерка были обобщены в книгах и изданы еще при жизни. А не так давно появился великолепный фолиант Storia Naturale, в котором воспроизведены естественнонаучные рисунки Леклерка.

Изменение сюжетной линии станкового натюрморта — цветочных мотивов, редкостей, кунсткамер — шло параллельно с развитием ботанического рисунка, здесь очевидно их совместное движение в сторону научного познания мира. И, на мой взгляд, подобные междисциплинарные аналогии интересны и требуют более подробного изучения.
Выставка Карло Кривелли «Благовещение со святым Эмидием» открылась в Государственном Эрмитаже 14 февраля 2012 года. Не пропустите, этот шедевр итальянского Ренессанса стоит посмотреть, и даже не один раз.

Поговорим об интересе к естественнонаучным знаниям в области ботаники или энтомологии, выраженном в натюрмортной живописи Германии. В связи с этим вопросом я бы хотела остановиться на творчестве трех мастеров: живописца Георга Флегеля (Georg Flegel, первая половина XVII века), его ученика Якоба Маррела (Jacob Marrel, середина XVII века) и рисовальщицы Марии Сибиллы Мериан (Maria Sybilla Merian, конец XVII века) — ученицы Маррела. Эта преемственность, прошедшая сквозь XVII век, отражает движение жанра still life: от красивых картин, призванных украшать интерьер бюргерского дома, до идеально точных ботанических рисунков, отражающих естественнонаучные интересы века. Георг Флегель. Натюрморт с десертом.
Георг Флегель, мастер начала XVII века, ученик голландского художника Лукаса ван Фалькенборха. Основным заданием, которое получал Флегель в мастерской учителя, была работа над изображением фруктов, овощей и цветов в многофигурных полотнах Фалькенборха. Позже Флегель начинает работать самостоятельно и открывает собственную мастерскую. Сюжеты его натюрмортов по-голландски традиционны: еда, цветы, посуда, иногда присутствуют символы vanitas (песочные часы, книги, свеча). Четкий рисунок, ясные контуры, предметы, скомпонованные в пространстве всего холста (почти нет свободного пространства), ракурс, данный чуть сверху, отсутствие кульминации (в колорите или композиции), многочисленные детали — это те признаки, которые отличают натюрморты Флегеля от пирамидообразных композиций того же периода его голландских коллег. Часто его композиции созданы на мотиве перечисления предметов, их свойств, фактур материалов. Это своеобразная сиюта из нескольких «пьес», объединенных в пространстве условного стола и условного же фона. Еще одной особенностью still life Флегеля является почти повсеместное присутствие животных и насекомых, выписанных с особым старанием. Одним из самых известных живописцев, вышедших из мастерской Флегеля, был Якоб Маррел.
Маррела принято считать и голландским, и немецким живописцем, так как в течение своей жизни он часто переезжал, и воспринял как традиции одной школы, так и другой. Представленный выше натюрморт выполнен в манере голландского мастера Амброзиуса Босхарта Старшего. А вот эта работа, сохраняя композицию цветочного натюрморта, выполнена в смешанной технике акварели и гуаши на пергамента, и имеет признаки декоративного, плоскостного рисунка.
Но, по видимому, подготовительным материалом к такого рода композициям были ботанические зарисовки, как например, вот эта:
Сохранились многочисленные ботанические акварели Маррела, где он подробно запечатлел десятки видов цветов (особенно тюльпанов), насекомых и всевозможных редкостей. Маррел стал одним из первых художников, поддержавших тюльпаноманию начала XVII века, изобразив тюльпаны не только в традиционных живописных композициях, но и в ботанических рисунках.
Приемная дочь Маррела, и его талантливая ученица. Подробная статья о ее творчестве и жизни — здесь. Интересная коллекция рисунков и гравюр Мериан находится в музее антропологии и этнографии им. Петра Великого (Санкт-Петербург). Мария Сибилла работала в технике рисунка и цветной гравюры. В ранние годы она увлекалась декоративными композициями с изображением цветочных венков, коих предостаточно в творчестве голландских мастеров. В последствии мотив венков был использован в титульных листах ее научных каталогов: «Книга о гусеницах» и «Книга о цветах».
В творчестве Марии Сибиллы Мериан традиционные приемы натюрмортной живописи растворяются в научном значении ботанического рисунка, но, вместе с тем, часто сохраняют изящество композиции и колорита. В своих рисунках художница не придерживалась традиций узкой специализации в изображении определенных сюжетов, она точно следовала за формами, которые предоставляла натура. Можно предположить, что здесь мы наблюдаем высшую точку натурализма, к которому логично подошел жанр немецко-голландского натюрморта.
В центре этого венка из веток шелоковичного дерева (см выше) надпись: «Исследовала прилежно на пользу натуралистам, художникам и любителям садов«. Создавая свою книгу о гусеницах, Мария Сибилла предполагала использование ее рисунков среди вышивальщиц, непрофессиональных художников, домохозяек. Изображения насекомых и растений расположены не по именам, а в порядке смены времен года. Таким образом, Мария Сибилла стала, возможно, первым автором не только научного каталога, но и своего рода дизайнерского пособия для прикладного искусства.
Немецкий натюрморт в XVII столетии совершил удивительный переход от станковой картины к ботаническому атласу. Было бы справедливым отметить, что и Голландия и немецкие города в XVII веке в этом вопросе развивались в едином движении. На примере этих трех художников можно проследить последовательное изменение восприятия функции изображения (цветов, насекомых, животных) часто при сохранении традиционной композиции still life и колорита.